День святого Нормана Грея

Быстрая машина летела очень недолго и опустилась куда-то во внутреннее пространство с искусственным освещением.

На большой площадке было несколько морских пехотинцев охраны, американский сержант вытянулся и откозырял Бруку.

Прошли через раздвинувшуюся перед ними дверь в стене и оказались в офисном коридоре, в конце которого была видна стеклянная дверь.

Шагнув за нее, Норман понял, что находится в прекрасно оборудованном центре управления. Несколько человек в светло-синих комбинезонах, занимаясь своей работой, почти не обратили на них внимания, но кто-то, обращаясь по внутренней связи, назвал по имени профессора Хакли.

А еще секунд через пять появился он сам.

Судя по тому, как они с Бруком разулыбались друг другу, отношения были самыми дружескими.

Тот показал на Нормана:

– Не узнаете, профессор?

– Э… ну как же, как же! Мистер Грей, рад вас видеть. – Он протянул руку. – Слежу за вашим прогрессом, недавно мы с Президентом даже обсуждали кое-что из последних ваших публикаций.

– Значит, он не теряет научную форму?

Небольшому суховатому профессору пришлось высоко поднять руку, чтобы похлопать бывшего ученика по плечу.

– Он всегда был умницей.

Брук горделиво вскинул голову. Но тут же вспомнил, зачем приехали.

– У нас тут щекотливые события, профессор.

– Щекотливые? У меня тоже события, хотя я пока не определился, как именно их назвать. Пойдемте в кабинет, там обменяемся информацией.

Кабинет оказался весьма просторным помещением с мониторами видеосвязи. И вообще все кругом шикарное и дорогое.

– Может быть, немного «Бордо» из той превосходной партии, что вы недавно прислали?

– Пожалуй, не помешает, – согласно кивнул Президент, усаживаясь в одно из кресел, – уж сразу бутылочки две, чтоб зря не гонять человека.

Грей вспомнил, что после игры он запросто выпивал в раздевалке два литра сока.

Начать решили с новостей привезенных, и Брук изложил все сжато и очень точно.

На Хакли произвела впечатление гибель людей и то, как Грей оказался на волосок от смерти. Потом он переспросил о фейерверке, подумал и озадаченно произнес:

– Не понимаю… все свидетельствует о малом вулканическом извержении, где-то тут, под водой. Но наша сейсмоаппаратура ничего не зафиксировала. Вы говорите, Норман, мелкие раскаленные фракции мгновенно уходили в палубный металл?

– Быстрее, чем вода уходит в песок. И на следующее утро я нигде среди тех многочисленных пятен не обнаружил следов оплавления или окалины. Как будто просто сгорела краска.

– А что если так и было?

– Раскаленная пена? Нет, я очень хорошо слышал сильные динамические удары. Я их даже чувствовал, как чувствуешь крупный град, который бьет по стеклу.

Принесли вино и какие-то к нему орешки. Брук знаком поблагодарил и стал наливать по бокалам.

Хакли сам заговорил о том, что они собирались ему предложить:

– Надо обследовать яхту. Здесь есть необходимое переносное оборудование.

– Отлично! – Брук поднял бокал, приглашая остальных, и снова сказал: «Отлично!», но уже в адрес выпитого.

Норман тоже сделал пару глотков очень темного вина, краснота которого пробивалась лишь изнутри.

Да, Бобби бы оценил.

Несчастный Бобби…

Он посмотрел на Брука:

– Послушай, а что если здесь работает чья-то вражеская субмарина?

Тот качнул головой:

– Исключено. Подводная акватория находится под контролем лучшей локационной системы вашего дядюшки Сэма. – И обратился к Хакли: – Однако, профессор, время нас слегка поджимает. Расскажите о своих новостях.

Тот встал и с бокалом в руке направился к небольшому пульту.

– Уже третий день, друзья, бьюсь над непонятной находкой. Покажу ее сейчас, чтобы не ходить по помещениям.

Вспыхнул один из крупноформатных экранов, и сначала завиднелся непонятный округлый предмет, помещенный в прозрачную камеру.

Оптика дала ближний план.

Предмет занял весь центр экрана…

Черный пористый эллипсоид, формой и размером напоминающий футбольный мяч. Хакли, оставив этот видовой план, заговорил от пульта:

– По выемке металлов мы сейчас работаем на глубине в две мили. И недавно наткнулись на странные внутренние пустоты.

– Почему странные? – Брук долил бокал Грею и наполнил свой. – Не отставайте от нас, профессор.

– Если бы, как и вы, я не знал, что природа гораздо изощреннее человека, то подумал бы, эти пустоты являются результатом искусственных разработок.

Искусственный вид природных явлений, конечно, не редкость.

Норман закусил орешком, а Брук отправил в рот целую горсть.

– В эти разветвленные полости мы послали робота, и забегая вперед, скажу – с прекрасной программой обратного хода на случай аварийных или непредвиденных ситуаций.

Брук, ткнув пальцем в экран, еще не прожеванным ртом произнес:

– И робот притащил этот мяч?

– Да. Но я недаром упомянул программу обратного хода на случай потери команд отсюда. Робот прошел вниз еще на полмили. И там… – профессор приостановился и допил вино, – черт его знает, что там произошло – сильнейшие помехи прекратили связь. А робот вернулся сам, но словно из боя. Вмятины на корпусе, который выдерживает тонну на сантиметр.

Брук с Норманом от удивления обменялись взглядами.

– Теперь прошу вас подойти поближе.

Они поднялись, и Брук прихватил с собой вторую бутылку.

Профессор подвигал рычажком на пульте, черный эллипсоид перестал помещаться в экран, зато стала очень хорошо видна его поверхностная структура.

Эта была именно структура.

Но непонятная. С неподчиненным симметрии змеистым многообразием бороздок, которые, стало заметно, к тому же отличаются по толщине и глубине.

– Когда-то в детстве я ел обезьяньи мозги… – в неопределенном тоне проговорил Президент.

Хакли кивнул:

– У меня тоже возникли похожие ассоциации, хотя эта штука гораздо сложнее организована.

– Что вы хотите сказать словом «организованная»? – вмешался Грей.

– Она работает.

– Работает?

– Да, мы это выяснили только вчера. Издает короткие электромагнитные волны, очень разнообразные. И в последние часы этот процесс резко усилился.

Президент уже собрался плеснуть по бокалам, но приостановился.

– Вы хотите сказать, профессор, она искусственного происхождения?

– Безусловно, не искусственного, нет ни малейших техногенных признаков.

– А из чего состоит?

– Мы сделали полную рентгеноскопию, внутренняя часть представляет собой сложные соединение кремния с несколькими тяжелыми металлами. Верхний слой, по сути, кремниевое оптоволокно.

Гости на некоторое время задумались…

Первым из раздумья вышел Брук, вспомнивший о президентских обязанностях:

– Ваш бокал, профессор. И твой, Норман… Эй, Норман, у тебя есть идея?

– Соображения.

– Излагай.

– Во-первых, искусственное кремниевое оптоволокно не получено даже в лабораторных условиях. С этим бьются, и вполне безуспешно.

– То есть, прямое доказательство того, что предмет не искусственного происхождения?

– Да. Зато природа умеет создавать такое волокно. Были сообщения, что оно обнаружено у глубоководных морских губок.

– Об этом уточним дома.

– Где?

– У Первой леди, она же закончила океанологический факультет в Сан-Франциско.

– Ах, вот как.

Брук поднял бокал:

– Ну, будем еще здоровее!

– Будем… во-вторых, – Грей кивнул на экран, – эта штука похожа на конструкцию, сочетающую генерацию электромагнитной энергии с последующим излучением ее поверхностным слоем.

– Поясните, коллега, про генерацию, – попросил Хакли. – Вы, кажется, в последнее время занимались именно магнетизмом тяжелых металлов?

– Пытался исследовать их возможности обменного взаимодействия.

Брук утер платком губы.

– Давай по подробней. Это связано с магнитострикцией – сжатием-растяжением?

– В том числе, и эффекты могут быть гораздо большими, чем ранее предполагалось. Но посмотрим на все с другой стороны. Весь человеческий материальный состав построен на легких или сравнительно легких элементах. А его функциональная система базируется исключительно на электромагнитных сигналах, и вся внутренняя химия работает прежде всего на то, чтобы создавать микроуровниевые разности потенциалов.

Оба подумали и согласно кивнули.

– Вода – два атома водорода и атом кислорода – с точки зрения количественного состава атомов и электронов представляет собой бедненькую структуру.

– Притом что с ней еще не разобрались до конца, – упредил Хакли.

– Именно. И атомы кальция и калия примитивны сравнительно с атомами тяжелых металлов.

Брук повел головой из стороны в сторону.

– Огромные резервы взаимодействий, ты хочешь сказать?

– Да. И чем больше масса единицы вещества, тем больше эти резервы.

– Потенциально это следует из формулы полной энергии Эйнштейна, – согласился Хакли.

– Верно. Но не казалось ли вам, коллеги, что наша наука очень легкомысленно относится к этому самому понятию «потенциально». Мы забываем, что любая потенция должна допускать сколь угодно близкую к себе реализацию, иначе ее линия лежала бы гораздо ближе.

Хакли, соглашаясь, улыбнулся, а Брук, пожалев о временах Канта с его умиротворяющим «непознаваемым», разлил остатки вина.

– Итак, та самая формула энергии Эйнштейна – масса на квадрат скорости света. Колоссальная энергия, таящаяся в веществе. Но почему-то принято думать, что это энергия распада.

– Я тоже так себе мыслил. – Брук направился к столику за вазочкой с орешками. – А разве дело обстоит по-другому?

– Тогда скажи, каким должен быть процесс реализации такой энергетической потенции хотя бы на четверть.

Тот вернулся назад.

– А крокодил его маму. Об этом, вот, я не думал. Великолепный персидский миндаль, между прочим.

– Любопытно-любопытно, – поощряя Грея продолжить, произнес Хакли.

– Обменное взаимодействие, как вы знаете, было обнаружено формальными приемами квантовой механики. Однако это подсказывает и здравый смысл: электронные оболочки атомов должны взаимодействовать. Причем не только между атомами, но и внутри атомов между собой. И кроме того, моменты вращения самих электронов тоже могут быть синхронизированы.

– Вы хотите сказать, – Хакли чуть скептически улыбнулся, – что полная синхронизация магнитных моментов электронных оболочек и самих электронов поведет к выделению полной энергии?

– Не знаю. Это крайний случай, и тогда вещество должно просто превратиться в волну.

– Логично, – согласился Брук, один поедая орешки, – при полном резонансе полетит любая материальная структура. – И, опережая Грея, кивнул головой: – Ты прав, не полетит, а энергопреобразуется.

– Таких эффектов я, разумеется, не получал. Но «раскачать» структуры тяжелых металлов мне все-таки удалось.

– Каким образом, коллега?

– Бесполезно, например, попробовать раздавить вирус или бактерию, верно? Однако их можно уничтожить мизерным количеством вещества, портящего их среду существования. А средой существования атомов металлов являются электромагнитные колебательные процессы.

Грей сделал паузу, допил вино и успел захватить из вазочки уцелевшие два орешка.

– Прибегну для большей ясности к простому биологическому примеру. Предположим, что жарким летом человек вылез из автомобиля, где работал кондиционер. Что произойдет с его организмом.

– Понятное дело, – Брук тщетно пошарил глазами по вазочке, – потеть начнет.

– Да. А проще говоря – подстраиваться. И то же самое случится, если он через какое-то время вернется с жары в машину. Теперь я задам вопрос: а что будет происходить с человеком, если каждую секунду температура станет меняться с прохладной на жаркую и обратно?

Наступило молчание… профессор озадаченно потер переносицу, а Брук выкатил глаза и широко развел руками:

– Даже папа до этого не додумался!

– А произойдет то, что организм человека потеряет представление об окружающей температуре. Хотя и не проверял, не сомневаюсь, организм предельно мобилизуется и попытается включить нечто из тех резервов, которые не используются в обычной жизни.

– Постойте, коллега, я, кажется, начинаю догадываться. Вы резко меняли внешнее электромагнитное поле, и частота этих изменений превосходила внутренние колебательные частоты атомов?

– Абсолютно верно.

– И я догадываюсь, эксперимент был очень длительным?

– Конечно. Ведь и для человека резкие температурные изменения на очень коротком отрезке времени будут мало чувствительны, а для металла – тем более. Времени и средств потратить пришлось очень много, зато результаты…

– Ну-ну! – поторопил Брук.

– Обменное взаимодействие возрастало в семь-восемь раз, а магнитострикция приводила к сжатию вещества почти в два раза. А главное – металлы в таком раскаченном состоянии начинают реагировать на внешние электромагнитные волны. То есть – ориентироваться на информацию от внешней среды.

– Восхитительно, – тихо произнес Хакли.

А Брук легко поднял его от земли и прижался щекой к щеке.

– Ты гений, Норман, чтоб я с пальмы упал!

И тут же вспомнил:

– Ребята, но я все-таки хочу знать, какие хорьки лезут в закрома моей родины.

– Чтобы у них хвосты завшивели, – вежливо поддержал профессор.