День цезарей

– Вот неряхи, – рыкнул Макрон на ходу по скользковатой, воняющей гнилыми овощами улочке. – Надо было сначала встать у задних ворот, а уж затем ломиться.

– Они, видимо, не ждали сопротивления, – рассудил Катон. – Думали управиться по-быстрому.

Еще один поворот в уличном лабиринте дал возможность отойти на достаточное расстояние от дома, и они остановились отдышаться.

– Куда теперь? – спросил Катон.

Они стояли по обе стороны от Аттала, припав спинами к стене. Слуга Домиции задышливо сипел, прижимая руки к животу. От дома Семпрония их отделяло несколько улиц. Отсюда над крышами виднелось розовато-дымящееся сияние пожара и доносились разрозненные крики: преторианцы продолжали поиски. А еще к сумятице прибавилось тусклое позванивание колокола: к месту спешила колымага частного огнеборца, думающего за мзду побороться за собственность бедняги владельца.

– Долго мы здесь топтаться не можем, – сказал Катон. – Нам нужно убежище.

– Может, в дом Веспасиана? – предположил Макрон.

– Нет. От него нас отделяют преторианцы. Кроме того, там может быть небезопасно. Паллас мог направить преторианцев и туда, для ареста хозяев.

– Нет, – вымученно процедил Аттал. – Я слышал. Посылали только за Семпронием.

– Все равно рисковать нам нельзя. Особенно с тобой, раненым. Надо приткнуться куда-нибудь, где можно будет заняться раной. Остановить кровотечение.

Аттал молча кивнул.

– По-твоему, Семпроний сумел уйти? – спросил друга Катон.

Макрону вспомнилась та решимость, с какой сенатор выпроваживал их из дома.

– Не думаю. Он явно собирался погибнуть в бою.

– Лучше так, чем достаться им живым… Уж Паллас сумел бы его разговорить. Так что лучше уж смерть.

– Я смотрю, сердечности в тебе хоть отбавляй.

– Ладно, пора. – Катон толкнулся от стены.

– Пора так пора. Вообще-то мы не так далеко от места, куда я определил Петронеллу. Можно попробовать двинуться туда. Только не хочется привлекать внимания, которое сказалось бы на ней и ее сродниках не лучшим образом.

Его слова прервал очередной всплеск криков, на этот раз ближе.

– Не нравится мне это, – насторожился Макрон. – Уходить надо, и побыстрее. Идем туда, куда ты сказал.

С Макроном во главе они двинулись к дороге, опоясывающей подножие Эсквилинского холма в сторону Авентина. По пути им несколько раз приходилось нырять в подворотни, чтобы не попасться на глаза патрулям городских когорт, что вышагивали с факелами по улицам. Один раз наткнулись на разбойничью шайку, что преградила им дорогу, но расступилась при виде грозных легионерских мечей. Наконец, едва лишь небо над восточными холмами стало светлеть, они подошли к инсуле, в которую Макрон послал Петронеллу и ее родственников.

– Вот оно, это место, – указал запыхавшийся центурион. – Здесь, Аттал, мы тебя и пристроим.

Соглядатай благодарно кивнул, и троица начала подниматься по лестнице. Район был бедный, и держать здесь привратников хозяевам было не по карману. На что, собственно, и рассчитывал Макрон: никаких доглядов за отлучками Петронеллы и визитами ее гостей. Они поднялись на третий этаж, и центурион тихонько постучался в дверь. Открывать ему не спешили, и тогда, снова постучав, он рискнул подать голос:

– Петронелла? Это я, Макрон.

Незамедлительно скрипнул засов, и в щелку приоткрытой двери выглянула Петронелла. Глаза ее зажглись радостным облегчением, но оно поблекло, когда рядом с ним она разглядела Катона, а с ним еще и раненого. Дверь открылась полностью, и гости вошли внутрь, после чего за их спинами тут же задвинулся засов. Меблировку квартиры составляли две напольные постели, стол и пара скамей. На одном из тюфяков жались друг к дружке Марий с Луциллой, тревожно глядя, как двое солдат укладывают на расстеленный плащ раненого.

– Кто это? – задала вопрос Петронелла.

– Один из наших, – пояснил Макрон. – Раненый. Есть тут вода и кусок ткани, чтобы разорвать на повязки?

Петронелла кивнула и исчезла в смежной комнате. Обратно она явилась с плетеной корзиной и ведром.

– Хорошо, – похвалил Макрон. – Теперь посвети.

В поднятой руке женщина стала держать лампу, в то время как Макрон с Катоном присели по бокам Аттала на корточки. Соглядатай изнеможенно лежал с запрокинутым посеревшим лицом. Туника на нем набрякла кровью, и Катон аккуратно приподнял ее над набедренной повязкой. Под блеклым, желтоватым светом масляной лампы он взял тряпку и отер кровь, под которой обозначилась резаная рана длиной около четырех дюймов. Макрон подался вперед и принюхался, вслед за чем оглянулся на Катона.

– Чуешь?

Префект наклонил голову и нюхнул. К металлическому запаху крови примешивался оттенок чеснока и лука.

– Супная рана, вроде того?

Макрон в ответ кивнул.

– Что значит «супная»? – Петронелла тихонько пихнула его коленом.

Макрон, отвернувшись от Аттала, шепотом разъяснил ей:

– У германцев-ауксилариев заведено перед боем хлебать чесночный отвар. И тогда, если рана в брюшину отдает чесноком, становится ясно, что проткнут желудок. Часто такая рана бывает смертельна.

– Вот так радость…