День цезарей

– Эй, – Макрон бережно потрепал Аттала за плечо, и тот приоткрыл глаза. – Сейчас сделаем что пока можем. Сначала надо остановить кровоток. Будет больновато, так что напрягись.

Вынутым мечом он отхватил от плаща Аттала капюшон и, свернув, плотно приткнул его к ране. После этого начал обматывать ее широкой полосой повязки, отхваченной клинком все от того же плаща; концы повязки крепко связал. Раненый, напрягшись телом, глубоко и прерывисто дышал; на лбу выступили бисеринки пота.

– Вот же язви ее, стерву, – прокряхтел он.

– А я что тебе говорил. Терпи. Рану мы зажали, но все равно надо врача, чтобы обработал ее как надо.

Аттал с кивком облизнул сухие губы.

– Эх, выпить бы чего… Хотя бы воды.

– Сейчас, погоди.

Оглядевшись, под оконными ставнями Макрон заприметил полку. На ней рядом со стопкой деревянных тарелок стояли две кожаные кружки. Пройдя через комнату, одну из них он взял, зачерпнул в нее воды и протянул Атталу. Когда тот поднимал руку, взгляд Катона случайно упал на наколку возле его плеча. Он взял у Петронеллы лампу и посветил на соглядатая сбоку. Рука с лампой на мгновение застыла; чутко спружинили шейные мускулы. В желтоватом свете лампы проглянула татуировка скорпиона; точно та, что запечаталась в мозгу в ночь убийства Граника. Мышцы у Катона напряглись, словно тело готово было ринуться в бой. Префект медленно поставил лампу на пол, в сторонке от тюфяка.

Между тем Аттал осушил кружку до дна, и рука его вместе с ней бессильно упала на пол.

– Ай хорошо, – прошептал он с благостной улыбкой.

– Ты давай отдохни, – сдержанно сказал ему Катон. – Лежи, не двигайся. Так кровь быстрей уймется.

Сам он встал и неотрывно смотрел на сморенно прикрывшего глаза соглядатая. В голове клубилась круговерть. Сделав для успокоения глубокий вдох, Катон, не сводя с соглядатая глаз, обратился к Макрону:

– Отойдем на словечко. Надо решить, что делать. Туда, в ту комнату, чтобы не тревожить его. Петронелла, приглядывай пока за ним.

Женщина кивнула, а они с Макроном, пригнувшись под низковатой притолокой, остановились в полумраке смежной комнаты. Соглядатая было видно и отсюда. Катон, понизив голос до шепота, заговорил:

– Положение серьезное.

– Да ты что? – Макрон покривился в ухмылке. – А я думал, нет… Дом Семпрония взят приступом, сенатор убит, заговор раскрыт, где остальные и что теперь вообще делать, неизвестно. В общем, да, вляпались так вляпались.

– Все еще хуже. На порядок. – Катон кое-как справлялся с сумятицей у себя в голове. – Начать с того, что нашего друга звать не Аттал.

– Не удивлюсь. Со всеми этими околичностями да тайными делами…

– Его имя Приск.

– Приск? – ошарашенно переспросил Макрон. – Кто? Этот?

– Этот, – кивнул Катон. – Татуировка со скорпионом, и именно на том месте. Я ее хорошо запомнил. А сейчас вот увидел.

– Вот же… – Макрон даже не нашелся, как закончить фразу. – Но если это Приск, то чего ради он служит Домиции и Нарциссу? Он же должен шпионить для Палласа.

Катон мотнул головой.

– Если так, то почему он загодя нас оповестил? Да еще и защищался вместе с нами? Служи он Палласу, под такой риск ни за что не подставился бы. Нет, он один из людей Нарцисса, я в этом уверен. И всю дорогу им был…

– Тогда зачем ему было убивать Граника? Чтобы выставить тебя виновным?

Где-то внутри у Катона занималась тошнота.

– О боги, – выдавил он. – Теперь у меня все это высвечивается…

– Высвечивается что?

– Все их козни, Макрон. Вся та цепочка, что они выстраивали. Они хотели, чтобы мы примкнули к их заговору; и вместе с тем опасались, как бы Паллас, надавив, не принудил нас взять его сторону. Поэтому они и подстроили, чтобы меня обвинили в убийстве Граника. Чтобы я уж точно не пошел к нему на службу. А когда я пустился в бега, они поняли, как завоевать мою благодарность: через то, чтобы дать мне убежище. Следя за мной по указке Домиции, Аттал не имел приказа спасать меня из огня; скорей всего, он сам тот дом и подпалил. Им нужно было выкурить меня наружу, в их белы руки, а уж там обратить себе в услужение. Они же взяли и Луция. Вот он, последний фрагмент головоломки. Он у них, Макрон. Это они похитили моего сына. Для подстраховки, что я точно сыграю отведенную мне роль в захвате ими власти.

Макрон глянул в сторону раненого, который снова открыл глаза и расслабленно лежал. Петронелла, поглаживая ему руку, ворковала что-то успокоительное. Сердце центуриона зажглось яростью от мысли, что дружки этого негодяя ворвались в тот сельский дом, похитив из него мальца и подняв руку на его, Макрона, любимую женщину. Сейчас до него с обновленной силой дошло, насколько же она ему дорога. А за всем этим, как всегда, стоит скользкий выродок Нарцисс… Рука непроизвольно легла на меч, а ноги сами собой двинулись к выходу из комнаты.

– Ах он, мерзавец, – глухо прорычал Макрон. – Да я его подлое сердце вырежу…

– Стой, – Катон твердо взял его за предплечье, – погоди. Дай минуту подумать.

– Да о чем тут думать, друг мой?