День цветения

Дурачок, Сущие, какой же он дурачок! Ребенок. Лоб здоровенный. Пора взрослеть, деточка. Ох, пора.

— Так вот, в следующий раз делай по-другому. Сперва — по морде, потом — в койку. Последовательность запомнил?

— Но… как же…

— А вот так, — оборвал я это лепетание, — Именно так. И никак иначе. Ладно, довольно. Теперь иди к ней.

Иргиаро схватил меня за руки, заглянул в лицо:

— Она искала меня? Сюда пришла?

Вот почему я не люблю таких великовозрастных деточек. Взял его за плечо, два шага по коридору от косяка.

— Я нашел ее вот здесь, — кивнул на пол, — Уже мертвую. Мы с Йерр еле вытащили ее. Она хотела уйти к вашему Ирги.

Этот "Ирги" доканал ученичка моего. Пришлось подтолкнуть довольно крепко:

— Иди, иди.

М-мотылек, тоже мне. Защ-щитничек.

Мы вошли, и выпущенная Йерр Маленькая Марантина поднялась с подстилки и кинулась к Иргиаро. Он потянулся было обнять ее, но Маленькая Марантина опустилась перед ним на колени. Иргиаро сначала растерялся, потом подхватил свою драгоценную, дотащил до подстилки. Йерр оглянулась на них через плечо.

Мы пойдем в лес, Эрхеас. Мы принесем вкусное в маленький дом.

Да, малышка. Я постараюсь прийти, как только смогу.

Мы будем ждать, Эрхеас.

Ишь, голубки в гнездышке. Воркуют, целуются. Маленькая Марантина вдруг принялась рыдать. Слезы, сопли, всхлипы и попытки утереться рукавом. Кажется, это надолго. А у меня еще ничего не сделано, родные. В конце концов, я сюда пришел сегодня Маленьких Марантин у Сестрицы отбирать, что ли?

Достал платок, подошел к ним.

— На, высморкайся. Кстати, как ты сюда пришла?

После всего этого переполоха, после того, как Адван Каоренец лично вздрючил посты…

— Сюда? — она огляделась, словно не понимая, где находится, — А! — вспомнила: — По подземному ходу.

Что?

— По подземному ходу?

— Да. Когда это было… вчера. Обнаружили в моей башне. Убийца по нему ходил.

Ну да, конечно. Обнаружили. Но ты-то как его открыла? И как прошла мимо лучников на лестнице?

— Ты знаешь, как он отпирается, Альсарена Треверра?

Поморгала, потом пробормотала немного растерянно:

— По правде говоря, не знаю… как-то открылся…

Что ж, пусть. Подарю ей его. Мне старый приятель все равно больше не послужит.

— Твой ход открывается так, — я описал последовательность — снаружи и изнутри, заставил ее трижды повторить, а потом спросил:

— А что ты сделала с постом, Альсарена Треверра?

— С постом?.. Ах, ну да, с постом. Я дала им снотворного. Да, вытяжки из черного мака.

Н-да-а. И побежала сюда, искать своего ненаглядного Иргиаро. Даже принимая во внимание жаровню, выданную лучникам лично Адваном Каоренцем, и скорую смену постов…

Кстати, о смене постов.

— Дала снотворное? Больше четверти назад? Марантина.

Тут с нее слетела вся шелуха, и осталась насмерть перепуганная девчонка.

— О Господи! — вскочила, — Больше четверти! Они же замерзнут! Стуро, скорее! Скорее! Отнеси меня к подземному ходу!

— Погоди, ты же говорила, что останешься здесь. Только что говорила, — Иргиаро нахмурился.

— Стуро, я их убила, понимаешь, я их убила! Они замерзнут! Они насмерть замерзнут!

— А меня, чтобы вытащить их, рядом не будет, — завершил я.

Иргиаро развернулся ко мне, в черных глазищах — запоздалый страх. Он представил, как вернулся бы и — нашел свою Маленькую Марантину…

Тяжело вздохнул, и они наконец-то отправились восвояси. Альсарена Треверра даже не попрощалась. Ох уж мне эти лираэнцы, никакого понятия об элементарной вежливости.

Они ушли, и я сложил щепочки и хворост, развел костерок. Все равно успею, родные. И посидеть с вами успею. Просто обратно — побегу. Я ведь довольно быстро бегаю.

Вытащил из пояса сверточек с приношением, отделил третью часть.

Дядя… Ты хорошо понимал меня, дядя. Как нездоровый — нездорового. С тобой я был иногда даже откровенней, чем с отцом. Отец видел во мне — маму, память о ней, последнее, что у него от нее осталось…

Ирован Эдаваргон, старший брат отца моего, ты, приходивший в мой лихорадочный бред, говоривший со мной в Нигде, услышь своего племянника, приди и прими Выкуп за кровь, что неправедно отнята.

— Каждому — своя дорога, малыш. Не слушай этих обалдуев. Они еще просто молоды, — дядя осторожно поглаживает правое колено, и рука моя сама тянется взять у него боль, — Молоды. Но молодость — проходит, — усмехается невесело, проводит пальцами по почти седым волосам.

Твоя молодость звенела балладами, Стальной Ирован, ты не любишь громких слов, но мы, род твой, гордимся тобой. Искалеченный в бою, вынужденный оставить военную службу, ты не сломался, не решил, что жизнь кончена. Книга твоя — я читал ее, дядя, не уступит лучшим трактатам о ведении войны… Хоть война и не мой путь. Я стану — лекарем. Целителем стану я, дядя. Научусь в Каорене всему-всему, и вылечу тебя, чтобы нога твоя стала сгибаться, чтобы не болели старые раны к перемене погоды…

Подходит Иланелл. Ради праздника — в женской одежде, но с мечом на поясе. Иланелл тоже будет Танцевать в честь Вступающего в Стремя.

— А, здравствуй, девочка. Ну, как, освоила старика Алаторга?

— Освоила, — отвечает Иланелл негромко.