День цветения

— Ах ты, Боже мой! Я еще должна доказывать, кто тут виноват! Да тебе просто стыдно, вот и городишь ахинею!

— Мне стыдно? — деланно поразился колдун, — Чего мне стыдиться, скажи на милость?

Я встала и мстительно вытерла руки о излишне длинный, хорошего сукна, подол колдунской котты.

— Ты убил женщину, которая тебе доверяла, которой ты нравился, черт тебя дери! Ты бессоветно, цинично ею воспользовался, а потом убил!

В глазах его дрогнула стеклянная стена. Получил, неуязвимый? Ведь в тебе что-то осталось человеческое, иначе не быть бы тебе целителем. Никогда не быть.

— Значит так, — глухо выговорил он, — Раз и навсегда. Я не убивал твою сестру. Женщины не прнадлежат роду. И, если бы я успел, она осталась бы жива. Косвенно я виноват в ее смерти. Признаю. Но уверен, и без моего бальзама святой отец нашел бы, чем их с Гелиодором отравить. В крайнем случае спер бы что-нибудь у тебя из аптечки, — он поднял ладонь, предупреждая мои возражения, — Я расскажу тебе, как их убили. Ты ведь марантина. В растираниях понимакшь?

Я молча ждала. Пусть оправдывается.

— Аконит. Я дал ему бальзам для коленок. В состав входит аконит. Это и была собственно отрава. А у твоего братца Паучонка проблемы с желудком. Так что и оболочку было из чего соорудить.

Кардио-токсический яд. Сердечный приступ. И, чтобы жертвы не свалились в корчах сразу же — оболочка из обволакивающего средства, способного довольно долго сопротивлятся действию желудочного сока. Снотворное для Гелиодора. Благодаря этому он прожил подольше Иверены, но проснуться не смог. А Иверена успела понять, что с ней что-то не так. Однако, почувствовав недомогание, долго крепилась, не хотела звать на помощь. "Да чтоб я у тебя еще раз о чем-то попросила! Да никогда! Да провалиться мне!" И не звала, покуда не стало совсем плохо. А потом уже было поздно.

Прости меня, Иверена…

— За несколько дней до этого собаки не пропадали? — спросил колдун.

Собаки… Что-то такое я слышала от Ровенгура… Да, кажется, случай имел место… Ну и что? А кто убил собаку? Не ты ли сам, мой драгоценный собеседник?

— Это еще ничего не проясняет. Согласна, убийство произошло именно так. Но при чем тут Арамел?

— А как, ты представляешь, отрава попала в желудки твоей сестры с мужем? И никто ничего не заметил?

— Откуда я знаю? Подмешали в вино, в еду… хотя нет. Яд, скорее всего, дали в твердом виде, вроде пилюльки в облатке… подожди…

— Ну? — колдун сделал нетерпеливый жест.

Облатки-желуди. Невозможно сладкие, такие, что детское желание погрызть или пососать их погибло в зародыше. А выплюнуть нельзя. Можно только проглотить, и как можно скорее.

Арамел. Не может быть. Зачем? Что Иверена ему сделала? Значит, он тоже лгал мне? Этот его отеческий тон… а на самом деле и меня… при попытке к бегству… Стуро! У него в руках!

— Все, — решительно сказал колдун, — Этот вопрос исчерпан. Возвращаемся назад. Если Иргиаро жив, ему до поры до времени ничего серьезного не грозит. Ульганар и Эрвел не посмеют его даже допрашивать, будут ждать дознавателя. Паучонок… хм… в свете того, что правда об их отношениях с нечистью всплыла, займется моральной обработкой окружения. Чтобы представить Иргиаро как союзника для поимки меня и розыска тебя. Дознаватель не вылезет из своего угла. Ловушка слишком хороша, а он умеет ждать. Арамел же будет использовать парня как ловушку на тебя… Да, именно так, он, скорее всего, убежден, что ты осталась жива, сбежала вынужденно, и, тщетно прождав своего любовника в развалинах, вернешься в Треверргар. Он тебя просчитал. Подумай, если бы не Йерр, так бы и произошло, разве нет?

Я промолчала, кусая губы. Мне его умозаключения не казались слишком убедительными. Как он может с такой легкостью простраивать действия посторонних? Не спорю, наука стратегии существует, но опирается она на информацию и факты. А какие у нас факты, кроме того, что Стуро пропал? Никаких. И исходя из существующего я могу лишь с точностью сказать, что сие будет последней каплей в моих испытаниях. Самое черное искушение — искушение отчаянием.

— Здесь дело во времени, — продолжал колдун, — За сколько Арамел соберет раздерганные нервишки, и сколько он выделит тебе на осознание того, что Иргиаро не вернется. А валялся я тут… — он поглядел на Маукабру. Она перестала вылизываться и тоже уставилась на него, — Четверо суток выходит. Немало. За это время он мог оклематься и отправиться по Гелиодорову душу. Тогда он уже у дознавателя в руках, а Иргиаро, соответственно, жив, как свидетель. Так, так. Время есть. Э!

Он вдруг нахмурился и замолчал. Я стояла над ведром с грязной водой, опустив руки.

— Этот ваш… капеллан. Отец Дилментир, — колдун посмотрел выжидательно.

— Что — отец Дилментир?

— Исповедь. Примет или не примет он исповедь у Арамела? По всем статьям, должен принять, а Арамел должен исповедаться. Тогда плакал наш дознаватель.

— И Арамел займется Ст… Мотыльком?

— Хм… — он отвел глаза, — Слушай, что ты тут стоишь над душой? Сядь куда-нибудь. Сядь сюда.

Я послушно подошла и присела напротив него, на свою постель. Помолчали.

— Капеллан. Расскажи о нем. Что он за человек?