День цветения

Значит вы, господин Треверр, обменяетесь реверансами с кальсаберитами и… что? Мирно разойдетесь? Или все-таки отдадите им Рейгреда? Не знаю. Что-то меня задело здесь… не знаю. Разбирайтесь сами. А я умываю руки. Переговорю только с девочкой. Она весьма тесно общалась с этим гиротом-колдуном-Каоренцем… Что он все-таки за существо такое?

— Прощайте, господин Треверр. Успехов вам.

— И вам успехов, господин Палахар.

Я поднялся, отвесил поклон, секретарь тоже поклонился. Один из Мельхиоровых телохранителей отворил нам дверь.

— Дознаватель.

Я оглянулся с порога. Треверр вертел в руке трилезвую дагу и, казалось, был поглощен только ею. Потом он поднял блеклые свои глаза, спокойно и жестко глядящие сквозь старческую слезу.

— Вы храбрый человек, дознаватель. Спасибо вам.

Услышать это было неожиданно приятно. Неожиданно — удовольствие от искренней благодарности старой жабы и невнятная досада на себя за принятое от нее удовольствие. Как хлеб из чужих рук.

Я кивнул и вышел.

Альсарена Треверра

Дед приехал, сказал Эрвел, перепровожая меня из ванной в нашу общую комнату. Приехал с Агаврой, привез кучу народу и теперь беседует с дознавателем. Я облегченно вздохнула. Наверное, это хорошо. То есть, это определенно хорошо. Дед разберется во всей путанице и все расставит по местам. А тайн у меня от него уже нет никаких. Ни от него, ни от кого другого.

Из Ладаравы принесли зеркало. Я сама от себя не ожидала, что настолько расстроюсь, узрев собственное отражение. Мыло и мочалка ликвидировали очевидные следы пещерной жизни, но свежести мне не прибавили. Наоборот, во всей красе продемонстрировали истинный лик госпожи Альсарены, снулый, серый как холст, с растрескавшимися губами, с опухшими веками в черной кайме, и с парой чахоточных малиновых пятен на скулах.

Служанки помогли мне переодеться, но потом я прогнала их, и с полупросохшими волосами сражалась уже сама. Ун и Редда угрюмо следили за мной со своих ковриков. Эрвел пошевелил поленья в камине, проверил плотно ли закрыты ставни. На пустую Геренову постель мы оба старались не смотреть.

В дверь постучали. Слуга принес известие, что господин Мельхиор жаждет лицезреть внуков и как можно скорее. Дед у нас деятельный. Сразу взял быка за рога. Я поспешно привела себя в более-менее пристойный вид, прицепилась к Эрвелову локтю, велела собакам оставаться на месте, и мы пошли.

Дед принял нас в комнате, где умерла Иверена. За креслом у него, выпрямившись и поджав губы, стояла Агавра. Вид у нее был малость очумелый, если такое вообще можно сказать о нашей великосветской львице. Она поздоровалась коротким кивком.

Дед, по своему обыкновению, не стал рассусоливать и проводить обряд родственных лобызаний. Он сразу приступил к делу:

— Альсарена, Эрвел. Берите табуреты, садитесь напротив. А вот и Рейгред. Здравствуй, мальчик, возьми себе скамеечку и садись.

Рейгред, шурша широким одеянием, проволок скамеечку мимо Эрвела и уселся рядом со мной.

— Эрвел, ты первый. Адван Каоренец, и все, что с ним связано.

Эрвел глубоко вздохнул, поерзал. И заговорил, глядя в пол. Историю гвардейцев я хорошо знала, удивило меня лишь то, как легко, почти небрежно, маска-Каоренец (маска, даже не полноценный человек, что бы там не болтал колдун!) втерся в доверие к господину Ульганару. К Герену, человеку очень замкнутому и скрытному, с превеликим трудом сходящемуся с новыми знакомыми. Эрвел сам удивлялся. Рассказывал и удивлялся, вспоминая, как злился, недоумевал, ревновал, пытался бойкотировать… как потом смирился, согласился терпеть, привык, заинтересовался, привязался… Может, он тогда уже чувствовал врага в незнакомце, раз пытался оттереть долговязого выскочку, раз не желал допускать того к Гереновой дружбе? Чувствовал? Нет, вряд ли. Никто ничего не чувствовал. Ни Герен, ни я, ни Иверена… Иверена! Впрочем, ее убил совсем другой человек…

— Значит, ты сам пригласил его в Треверргар?

— Представь себе, сам! Дед, я и помыслить не мог…

— Потом, Эрвел, потом. Давай факты.

Брат оглянулся, скользнув странно робким взглядом по мне, по Рейгреду.

— После тренировки мы в трактир зашли. Каоренец мне говорит, мол, через три дня покажешь "журавля" и "раскачку"… А я говорю, не могу через три дня, День Цветения через три дня… Слово за слово… помню только, неудобно мне стало, что мы с Гереном праздники обсуждаем, а Адван вроде как не у дел… еще подумал, капитану приятно будет, если я Каоренца приглашу…

Чувство вины. Великая вещь. Что с людьми делает! Господи, Эрвел, неужели тебе всерьез мерещится, что не пригласи ты убийцу в собственный дом, мы смогли бы избежать всех этих смертей? Ты ведь знаешь, это глупость и чушь. Но чувство вины…

— Он прокачивал тебя?

— Скорее всего… Дед, я дурак, я понимаю, но…

— Потом, потом. Альсарена, теперь ты. По порядку, начинай с Мотылька.

С Мотылька. Как будто, если бы я не привезла из Бессмарага Мотылька, что-то изменилось.