День варенья

Нас всех четверых тут же разобрали по парам и знакомство продолжились на более короткой дистанции. От своей партнерши по танцу, симпатичной, но не такой яркой, как Тома, девчушки, я услышал, что, оказывается, это даже очень хорошо, что мы пришли. Они ожидали беспросветную скуку — их мальчики мало танцуют, но много пьют и часто курят, сбегая на долгие перекуры. С девочками отношения у них не складываются. Ведут себя как дети, хотя уже пора подрасти — второй курс как-никак. То ли дело вы, то есть, мы — пятикурсники. И поговорить, и потанцевать, и посмеяться…

В её словах сквозили девичья обида и досада. Было очевидно, что романы никак не складываются, время уходит, и как ей кажется, с катастрофической скоростью уходящего экспресса.

— Маленькие они ещё… — тихо добавила девчушка, понизив голос и пристально заглядывая мне в глаза.

От неожиданности я стушевался и перевёл разговор на другую тему — об имениннице.

От словоохотливой подружки я узнал, что Тома сама из Харькова, и у них в группе есть традиция отмечать в общежитии дни рождения. У Томы куча ухажеров и один из них здесь, вон тот чернявенький.

Развернувшись в очередном па, я увидел группу ребят с тем самым чернявеньким, о котором говорила партнерша по танцу. Один из некурящих свидетелей нашего явления, видимо, пересказывал подробности моего поведения, потому что чернявенький, подставив ухо, чтобы сквозь гремящую музыку не пропустить не единого слова, исподлобья зло провожал глазами каждое мое движение. Я его понимаю, конечно, неприятно, только вышел покурить, а какой-то хмырь твою девушку целует. А что тебе мама говорила? Не кури сынок, вредно. Вот, мамку не слушал, теперь страдай, курилка.

Доброжелательность меня переполняла. Сейчас окончится танец, решил я, мы с местными ребятами выпьем, расскажем им анекдоты, те, что они пропустили, а может, и новые. Вспомним институтские байки, которые предаются из поколения в поколение, и студенты младших курсов их обычно слушают с разинутыми ртами, обсудим хоккей, в конце концов. Посмеемся над нашим визитом, переведем всю ситуацию в шутку, покушаем ещё немножко, выпьем «на посошок» и оставим их навсегда с их симпатиями, антипатиями, ухаживаниями, страстями, разочарованиями и любовями. Тихонько прикроем за собой дверь, перелистнув ещё одну страницу нашей жизни, и забудем.

Танец продолжался. Я нутром чувствовал на себе сверлящее, ненавидящее, постоянное внимание. Если бы я был один, без группы поддержки, то дискомфорт ситуации, безусловно, насторожил и испортил бы настроение. Но под прикрытием Шуры и Манюни, которые только своими взглядами над парой могучих рук могли, как удавы, вогнать в оцепенение всё мужское население этой комнаты, я чувствовал себя в повышенной безопасности. Допускал чуть больше самоуверенности, комфортной наглости и лёгкого куража от эйфории удачно проведенной операции.

Закончилась песня про бамбино, который, уходя, со́рит. Всем налили.

— Тост за прекрасных дам, гусары — стоя!

Скрип панцирных кроватей, шум отодвигаемых стульев, все вместе дружно чокнулись. Закусывали мы неторопливо, придирчиво выбирая бутерброды поаппетитней.

На смену бутербродам из кухни принесли вареную дымящуюся картошечку, нарезали ломтиками в палец толщиной домашний мясной рулет. На столе возникла большая глубокая тарелка с целомудренной горкой квашеной капусты, присыпанной лучком. По периметру, вдоль синего ободка, чередовались соленые огурчики с кислыми бочковыми помидорчиками. Мальчишки вытащили из-под кровати водку и возбужденно принялись разливать между собой.

Мы понимающе переглянулись — этого было достаточно, чтобы не участвовать в усугублении уже выпитого крепленого вина. Во-первых, мы пришли не обпить, а объесть, а во-вторых, мы на чужой территории, почти в тылу врага, и расслабляться нельзя. В-третьих, никто и не предложил. И вообще, пора и честь знать.

Заиграла музыка, опять танцы, медленные, с разговорами. Всё никак не доберусь до обиженных кавалеров реализовать свой миротворческий план. Слышу, Мурчик готовит пути отхода, объясняя, что у нас в номере остался еще один наш товарищ, Профессор, но он болен, и мы должны за ним присматривать и обязательно накормить. Ему врачи прописали докторскую колбасу, но где её сейчас взять, когда уже поздно и всё закрыто. Поэтому он, конечно, с разрешения, возьмет для него несколько бутербродов, так сказать в лечебных целях. Немного, не больше пяти на вечер и ещё столько же на завтрак, пока не открылись магазины.

— Ах, с докторской только три. Тогда остальные с московской, можно ещё и с сыром, доктор разрешил.