День ВМФ

Ближе к вечеру состоялся торг с Сергеем. Я убеждал его, что мы можем переодеться и выйти в город в своей смоленской одежде, пойти посмотреть, что такое Балтийск. Друг говорил, что одно дело флагманский врач сказал, другое – туташние начальники-военные, патрули и пропуска на вход и выход. Я сомневался и сам. В окошко мы не видели ещё ни одного невоенноодетого. Со своими джинсами и клетчатыми рубашками мы были бы как красные тряпки для быков, блюстителей порядка. Но однажды вдохнутый свежий воздух было не забыть, однажды расправленные лёгкие не хотели спадаться до размера кубрика номер пять. Я стал переодеваться, впервые извлекая мятые вещи из пакета. Комментария соседям я не оставил, просто переоделся. Чтобы показать, что ничего необычного не происходит и потянуть время на решение Сергея, я ещё и побрился перед общим зеркалом напротив моей кровати используя кружку холодной воды и домашний бритвенный станок. Сослуживец мой не выдержал, и издав особенно художественное «Эхе-хе» принялся переодевать штаны. После несуразной стёршейся синей робы и штанишек мои джинсы и рубашка показались на заказ сшитым свадебным костюмом. Контрактники всем видом показывали, что им ровно и прозрачно, что мы там себе удумали. Только Азамат, сидевший полуголым с ногами на койке, позавидовал моей серой рубашке без ворота. Выйдя в коридор и ударившись пару раз о трубы и прочие внутренние выступы неясного назначения мы вышли на открытую часть корабля и проходя мимо дежурного я сказал: «Мы в госпиталь Балтийска по поручению флагманского врача». Я чуть притормозил, уже ступая к трапу, этим последним десяти метрам до свободы, чтобы послушать, что скажут в ответ. Офицер молчал или его уже не было. Автоматчик смотрел в другую сторону. Я ступил на трап и нос жадно начал хватать воздух. Трап зазвучал своей особой вибрацией и под Сергеем, и только отойдя метров на сто мы обернулись. Никто не смотрел нам вслед. Серый корабль блестел на солнце. Где-то отвратительно резко крикнула чайка. Выход через КПП напоминал покидание корабля. В иной день нам задавали какой-то вопрос, спрашивали фамилию или документ, название части, но никогда не препятствовали проходу в любом направлении в любое время суток. Если на КПП отмечалось особенное скопление офицеров или машин у шлагбаума, то мы выжидали чтобы не светить своими футболками, проходили на минуту позже всех. Безразличие охранявших бросало тень на весь флот и мы с одной стороны возмущались этой свободой, с другой ценили её и благодарили высшие силы за счастье выйти из казармы. Путь до КПП от нашего корабля составлял около десяти минут, от КПП до улицы Ленина, условного центра Балтийска ещё десять. Дорога за забором проходила по унылому пейзажу, мимо строительного мусора, через старые железнодорожные пути и через пешеходный мост над вполне рабочей частью железки. Там можно было только если помочиться в кустах или спотыкнуться об арматуру. Но дорогу венчал городок. Балтийск. Он не был похож ни на один виденный мной ранее и создавал полную иллюзию незнакомой мне заграницы. Невысокие, двух- трёхэтажные домики красного кирпича, часто с черепичной крышей хоть и содержали в себе «Отделение связи №1» и «Канцтовары» были удивительно иностранными на вид. Улица Ленина вела к старому маяку, как на коллекционных почтовых марках в детстве, к набережной, к вокзалу, который строили должно быть немцы. В сторону, пройдя по Чехова или Горького можно было попасть на песчаный бескрайний пляж, залитый солнцем. Вода в море была холодной как зимой, течение и волны развлекали только редких чаек и лебедей на воде. Никто не купался. Нам, привыкшим к крымским и сочинским каникулам Балтийское море показалось Ледовитым океаном. Странный контраст холодной воды и жаркого солнца, постоянного ветра, отсутствия отдыхающих на пляжах показывал, что мы в какой-то иной реальности. Пляж не был плоским, это были скорее дюны с глубокими западениями и травой, в которых мы видели множество кострищ, следов пьянок и ночёвок. Нечастые деревья были вывернуты ветром как узел каната, что придавало им сказочный вид. Многие были мёртвыми, серо-белыми, сухими или сгоревшими от костров рядом с ними. Главным сокровищем пляжа, что тянулся от маяка в центре до искрящегося горизонта, может до самой Литвы, стал янтарь. Размером от спичечной головки до сливы, особенно обновлённый после волнения на море, он лежал никому не нужный по дальней линии прибоя широкой полосой вместе с выброшенными досками, стеклом и ракушками. Мы, студенты, набрасывались неделю на это сокровище цвета смолы, многие видели янтарь впервые. Набитые карманы и хвастовство отдельными крупными экземплярами постоянно нас сопровождали. Это прошло постепенно. Только после нового шторма мы выходили на янтарную охоту. В обычные дни, под ярким солнцем Балтики, янтарь перестал нас интересовать. В отличие от пива. Город Балтийск оказался бухтой пивных баров, открытых площадок с зонтиками или шатрами, иногда с подвалами, полными деревянных и пластиковых столов с молодыми мужчинами. Никто не носил форму. Никто не смотрел за порядком. Пиво разливное было у нас не в чести. Мы, я по крайней мере, впервые столкнулись с огромным выбором импортного напитка. Польское, немецкое, чешское, оно привлекало яркими иностранными этикетками, необычной формой бутылок, необычной ёмкостью, например, 0,4 или 0,6 литра. И всё, совершенно всё, было вкусным и дешёвым. Дешевле самого простого смоленского пива к которому мы уже успели пристраститься за годы учёбы. Были ли мы тогда пьяны этим импортным пивом? Если и да, то это было как опьянение от нового айфона или от впервые увиденного Карибского моря в пятизвёздочном отеле много позже. Тогда, в 2000-м мы умели пьянеть от свободы, от выхода в закрытый военный городок, от солёного бриза поверх разбросанного янтаря. Мы сидели за сотни километров от дома в чужой среде, чувствовали себя сильными и удачливыми, и пиво с надписью «bavaria» или «praha» было доказательством этой силы и удачи. Посиделки во всех этих пивных «Парус», «Нептун», и просто «Бар», стали ежевечерними. Особенно полюбился ларёк на самом пляже. После заката, когда ветерок становился холоднее мы сидели на пластиковых стульях с пивом и чипсами, без всякой кухни под белым полотном, на которое проецировались российские клипы тех лет. Из колонок, стоящих прямо на песке доносилась свежая попса. Эти клипы на фоне ночного неба завораживали. Дома я бы смотреть их не стал, но здесь это было какое важное доказательство, что наша военная практика превратилась в отдых у моря. Мы могли беспрепятственно и ежедневно уходить с кораблей и сидеть как британские пенсионеры на Английской набережной в Ницце, обсуждая свежие хохмы про матросов и офицеров. Одна только мелочь свербела. Мы, запуганные армией и флотом нашими кафедральными полковниками, взяли очень мало денег для такой пляжной жизни. Практически, у многих студентов-медиков их не было вовсе. Остальные, вроде меня, смогли бы продержаться неделю-две, но никак не месяц подобных выходов в люди. Решали проблему пока следующим образом. В Балтийске только пили пиво, ели на кораблях. Сувениры не покупали. Деньгами делились с друзьями. Последней точкой в предложении «я классно отдохну здесь» стала возможность позвонить домой с почты по междугороднему телефону. Это стоило почти как бутылка пива, но связаться с мамой-папой было разумеется очень важно. Они волновались больше моего, отправляя тепличное растение-студента в морской поход. Теперь, они знали, что всё хорошо. Знали и мы, и бармены, и случайные знакомые, не знали, пожалуй, только наши полковники, которых мы ещё не видели после выгрузки из электрички.