Брэн срывается с дивана и, спотыкаясь, встает на колени перед родителями. Они прижимаются к сыну, который обнимает обоих за спины. На моих глазах плечи Ксио начинают трястись: она рыдает.
Молча выхожу на крыльцо, где сидит Альберто с вазой сладостей. Он с ухмылкой смотрит на стайку мальчиков, едва-едва достигших того возраста, в котором разрешается пройти от тротуара к крыльцу без сопровождения родителей. Вижу, как в дальнем конце двора стоят и разговаривают, одновременно присматривая за ними, трое взрослых. Но как только мальчики уходят, Альберто с серьезным видом поворачивается ко мне.
– Всё в порядке? – с тревогой спрашивает он. – Tio Брэндон никогда не приезжает сюда на Хеллоуин. Он не заболел, нет?
– Не заболел, – заверяю его, усаживаясь рядом на перила и слегка разворачиваясь, чтобы прислониться спиной к столбу. – Знаю, вы одна семья, но пока не могу об этом говорить. Скоро все узнаешь.
Его взгляд падает на пистолет в кобуре у меня на бедре и значок агента на поясе.
– Речь идет о tia Фейт, верно?
– Ты называешь ее tia?
– Папа сказал, что нам не следует прекращать обращаться к членам семьи как к членам семьи лишь потому, что они умерли или пропали. Bisa buelo[85]
умер много лет назад, но он по-прежнему bisa buelo, не так ли?– Si. Eso me llena de amor[86]
.– Ты не ответила на вопрос.
– Знаю. Но пока не могу ответить.
В каком-то смысле это тоже ответ. Альберто понимает – и медленно кивает.
– Я не могу рассказать родителям, нет? А tia Лисси?
– Ксио и Паул, вероятно, сами скажут им завтра-послезавтра.
Похоже, он принимает это за «нет». И натягивает на лицо улыбку для следующей группы детей.
Примерно в полдесятого ребячий поток наконец иссякает. В течение последнего часа приходили в основном дети постарше. Еще через двадцать минут – за это время в гости не пожаловал ни один ребенок – благодарю Альберто и отпускаю домой. За прошедшие часы мы успели поговорить о его программе обучения, кем он хочет стать и немного про ФБР и Брэна. Затем всплыла тема бейсбола. Похоже, я наконец выяснила, откуда Брэн набрался тех нецензурных высказываний, которые вставляет всякий раз, когда «Рэйс» проводят удачную серию.
Парень протягивает мне вазу, слезает с перил и оборачивается:
– Я ничего не скажу родителям. Обещаю.
– Спасибо. Знаю, что прошу о многом…
– Но это ведь ненадолго, да?
– Совсем ненадолго.
Альберто кивает и направляется к себе. Оказывается, его жилище через три дома на противоположной стороне улицы.
Ваза все еще заполнена на треть конфетами. Просеиваю разнообразные шоколадные мини-батончики, пока не достигаю слоя коробочек с «Ботаниками». Когда дверь внезапно открывается, я уже успела засунуть в рот содержимое целой коробочки и закономерно давлюсь.
Брэн просто стоит и смотрит – вот придурок, хотя тянет руку в мою сторону: наверное, на случай, если потеряю равновесие.
– Тебе лучше? – спрашивает он, как только я перестаю кашлять.
– Определенно, – хриплю в ответ.
– Есть настроение прогуляться?
Я оглядываюсь на дом.
– Как твои?
– Отправились спать. Да, спасибо за… гм…
– За то, что ушла?
– За то, что предоставила нам личное пространство.
– Ваш племянник – умный мальчуган. Ужасный вкус по части бейсбольных команд, но парень хороший.
Протягиваю вазу, борясь с искушением набить карманы «Ботаниками» – на будущее – и слезаю с перил. Брэн относит вазу в дом и запирает дверь. Не успеваем мы пройти по подъездной дорожке, как он берет меня за руку.
– Уже и не верили всерьез, что когда-нибудь найдем ее, – говорит он, когда мы минуем пол-улицы. В некоторых домах погашен свет, однако и в остальных, несмотря на Хеллоуин, тихо – за исключением одного, где идет вечеринка, а двор полон машин и столов, уставленных красными стаканчиками.
– И в конечном счете перестали верить. Так давно не было новостей… Мы не ожидали, что найдем, но не могли просто забыть ее.
Такое бывает нередко, даже часто. Однако Брэну сейчас не нужно, чтобы я произносила это вслух: он и так знает. Сейчас передо мной не агент Эддисон, а Брэн – сын и брат.
– Ты в курсе, что тогда, много лет назад, мои родители основали фонд, обещающий вознаграждение за информацию о Фейт? Они не брали из него ни копейки, даже когда их дом начал разваливаться. Просто налаживали всё сами, даже если дела шли плохо. А потом я звонил Рафи…
– Потому что он занимается строительством.
– Si. Он приводил сотрудников-новичков или молодежь, которую обучал, в рамках общественных работ или под каким-нибудь другим предлогом, и говорил родителям, что ребятам нужно практиковаться в ремонте.
– Ремонте того, что требовалось починить отцу с матерью.
– Верно. И, поскольку они только ученики, было неправильно взимать с родителей полную оплату.
– Ты возмещал разницу из своего кармана?
– Насколько позволял Рафи. Так мы делали в течение многих лет, потому что сама мысль пустить средства фонда на что-то еще означала сдаться. Однако я не мог просто послать родителям деньги напрямую, у них своя гордость.
– Они знают об этом?
– Нет, не знают. Мы действовали осторожно.