В первый раз за год с лишним я смотрел ему в лицо. Прическа короче, чем мне помнилось, волосы свисали только до плеч, но остались все теми же – черными, с неестественно синеватым отливом, как у кожи черного полоза. Лицо тоже противоестественно бледное, зубы гнилые. И лимонный леденец во рту.
– Полагаю, это замечательно, что ты снова пишешь, – сказал Лютер.
– О чем ты говоришь?
– О твоей рукописи. Я нашел ее в доме. Подумываю издать, когда покончу с тобой. Хорошее название – «Пустошь». Единственное, чего я боюсь, – никто не поверит, через что тебе пришлось пройти, если я попытаюсь выпустить ее как документальное произведение. Во всяком случае, не хотелось бы публиковать халтуру. Кто твой агент?
Я уставился на него.
– Энди, эта книга может иметь большой успех. Дай мне путевку в жизнь. Помоги совершить обновление. Ты же знаменитость.
– Если соглашусь, ты отпустишь Вайолет?
– О, я уверен, что смогу добиться сотрудничества с тобой другим способом, более забавным для меня. Скажем… – Он улыбнулся, сплюнул белесой лимонной слюной на пол. – Мы дадим Вайолет маленькую подсказку, как нас найти. В конце концов, завод такой большой…
Лютер прошел по помещению к тележке высотой по пояс и с панелью управления размером с ноутбук сверху. Сбоку к металлической раме тележки крепился ящик с набором инструментов.
– Я похитил блистательного инженера, – сообщил Лютер через плечо. – Он не только изготовил и оснастил эти стулья, но и первым уселся на них. Я получил планы всей этой местности – здесь открывается столько возможностей… Но сейчас познакомься с моей новой игрушкой.
Он подкатил тележку к моему стулу.
Не знаю, сколько времени мои глаза не видели так много света, и я жадно погрузился в созерцание помещения – нечто вроде склада, десять или пятнадцать тысяч квадратных футов, с высоким потолком.
В другом конце открывшегося пространства я заметил еще один стул, похожий на мой. Толстый пучок кабелей тянулся из-под деревянной каталки, а потом разделялся – одна группа шла на панель управления, другая уходила сквозь стену.
До меня дошло, что я сижу на таком же стуле.
Лютер встал у панели управления, посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся.
– Ты и вправду представить себе не можешь, насколько это забавно. Я сказал своему айтишнику, что хочу устройство, которое обеспечит иммобилизацию, с подачей тепла, холода, электричества, перфорирования и трения. Устройство, причиняющее тупые и сдавливающие травмы, то есть сочетающее все стихийные силы. Представь, что было бы, получи инквизиция в свое распоряжение электричество. Итак, Энди… – Он повернул ручку, и где-то подо мной загудело, а по стулу пошла слабая вибрация. – Чем тебя порадовать?
Она поняла, что больше не спит.
Озноб еще не прошел.
Ви лежала на жестком полу, в могильной тьме.
В правом ухе пульсировала боль, и, потрогав рукой болезненное место, она обнаружила корку засохшей крови; кожа вокруг раны зудела.
Болел желудок.
– Макс, – прошептала она. – О Господи… – И зарыдала, возвращаясь к тому ужасу, который стал ее жизнью, и вновь собираясь с силами.
Во сне она сдвинулась, и ей потребовалось пять минут, чтобы отыскать стену и выбраться из комнаты отдыха в коридор.
Остановившись там ненадолго, Ви ждала, не разглядит ли чего-нибудь в темноте, но ничего не дождалась. Тишину нарушал лишь тревожный гул, похожий на шум ветра в туннеле, но доносился он издалека, откуда-то сверху.
Она пошла вперед так же, как раньше, – выставив вперед нож, ведя одной рукой по стене. Двигаясь таким образом, прикинула, что проспала несколько часов, потому что одежда почти высохла.
Коридор закончился еще одной лестницей, и Ви поднялась на несколько пролетов, пока не оказалась наверху, а потом толкнула какую-то дверь.
На нее хлынул свет.
Вайолет стояла у входа в большое помещение, поделенное перегородками на кабины. Слабый серый свет больно бил по глазам, и несколько минут она не двигалась, позволяя сетчатке привыкнуть к световому потоку.
Лабиринт кабин.
Гнетущая вереница давно опустевших рабочих мест.
Дешевые столы и стулья. Разбросанные скрепки. Пучки каких-то проводов.
Ви зашла в одну из кабинок и посмотрела на календарь, приколотый к матерчатой перегородке; он оказался шестилетней давности.
Свет проникал в длинные невысокие окошки под самым потолком, в них виднелось только небо. Здесь гул стал громче – это шумел ветер в окнах с выбитыми стеклами, пролетавший по помещению как дуновение над горлышком открытой бутылки.
В конце концов Лютер принял решение.
Опасной бритвой он побрил мне ногу ниже колена и протер кожу теплой мыльной водой. Высушил ее полотенцем, надел пластиковые защитные очки. В животе уже похолодело.
Затем Кайт достал мощный паяльник и моток проволоки для припоя калибра 21 с составом 60/40. В наборе на тележке находилось множество отличных инструментов – плоскогубцы, буры, резак для шифера, сверла, ножницы и даже молоток с закругленной ударной частью.
Сперва я почувствовал ожог от расплавленного припоя.