День закрытых дверей

Кожа на ноге вздулась, и сначала я не закричал, потому что мне уже доводилось испытать подобную боль; она слабеет и проходит.

Однако на этот раз боль лишь усиливалась, и вместе с тем меня охватывала паника, стремление справиться с чем-то, что я не мог ни вынести, ни прекратить, и когда он наложил мне на ногу три дюйма расплавленного припоя, из моего горла вырвался вопль. Я сдерживал его изо всех сил, но теперь бился в путах, еще раз убеждаясь в своей полной беспомощности. Двигаться могли только пальцы на руках и ногах.

Лютер даже голову не поднял, просто продолжал свое занятие. От припоя поднимались колечки дыма, и он закончил, когда дошел до верха ступни.

Металл уже начал остывать, прилипая к коже, и хотя невыносимая боль слабела, нервы в только что поврежденной коже начинали скорбную песнь.

Он провел три таких дорожки по моей правой ноге, каждую примерно в шестнадцать дюймов длиной, и каждая сопровождалась жгучей апокалиптической болью.

Когда он закончил, я уже надорвался от крика и только наблюдал, как Лютер убирает паяльник. Пот заливал глаза.

Я получил краткий миг передышки, но не мог позволить себе надеяться на большее.

Безумная боль начинала стихать; я вынес ее.

Лютер оттолкнул тележку с панелью управления и инструментами от моей каталки и пошел по помещению.

– А это, – произнес он, – я вынужден хранить подальше от электроники и остальных инструментов. Ты знаком с неодимом?

Вайолет

Она продолжала путь и, выйдя из помещения с кабинами, оказалась в коротком проходе, откуда открывался доступ в офисы побольше.

Услышав шум, остановилась.

Вытянула шею, прислушиваясь.

Ничего, только слабый гул ветра.

Еще два шага – и опять.

Кто-то очень слабо, но… кричал?

Макс.

Ви бросилась в конец прохода, к ряду закрытых дверей; открывая их одну за другой, она впервые за этот день почувствовала, как в кровь хлынул адреналин.

Кричал не ребенок.

То были крики взрослого.

Мужчины.

Энди.

Энди

Лютер возвратился с чемоданчиком в руке. Подойдя к каталке, положил его на пол и щелкнул замками.

– Это редкоземельный металл, – сообщил он, пока я пытался вытянуть шею, хотя голову мою удерживал ремень. Я отчаянно хотел видеть, что же он достает из твердого черного пенопласта. – Неодим используют для производства самых мощных в мире магнитов. – Он пробежал пальцем по первой линии припоя, оставленной им на моей коже. – Думаю, всё в порядке, – сказал Лютер, доставая маленький подковообразный магнит, гладкий, блестящий, серебристый. – Самое трудное – правильно подобрать припой. Мне требовался сплав, прилипающий к клеткам кожи. Этому методу меня научил мой друг Хавьер, он показал правильный состав. Хав работает с «альфас» в городах на юго-западной границе. И это очень плохая новость. Думаю, он тебе понравился бы, Энди. Спокойный парень. Очень деловой. Законченный психопат.

Лютер быстро опустил концы магнита к моей ноге.

Они притянулись к припою.

Кайт улыбнулся, демонстрируя отвратительные бурые зубы.

– Итак, – осведомился он, – сможешь угадать, что случится дальше?

Вайолет

Ви стояла в еще одном заводском помещении, на этот раз без окон, хотя они здесь были не нужны. Откуда-то сверху светили шарообразные лампы, заливая бетонный пол и причудливую разнообразную технику, заполнявшую помещение, ослепительным сиянием.

Носком теннисной туфли ударив сверху по доводчику, она сшибла его и оставила дверь открытой.

Ви чувствовала, что нечто почти материальное удерживает ее от дальнейшего движения вперед, но переборола предчувствие и пошла, крепче сжав нож в руке.

Прикасаясь к холодному металлу и застывшей смазке, она думала, что никогда не видела столько машин в одном месте.

Все казалось древним.

Заброшенным.

Гигантские сверла.

Затупленные зубья годами не вращавшихся циркулярных пил.

Массивные станки и расточные фрезы.

Машины, собирающие машины.

Крики становились громче, они разрывали ей сердце; в них было столько боли, что Ви наконец остановилась, упала на колени, зажала уши руками и принялась молиться.

Прошло много времени, прежде чем она снова встала, а когда выпрямилась, воцарилась тишина.

Ви посмотрела через плечо назад – она находилась в ста пятидесяти футах от дверей.

Двинувшись дальше, женщина прошла еще пятьдесят футов, и снова звук остановил ее.

Откуда-то доносился жалобный, беспомощный плач ее сына.

– Макс! – закричала Ви, оборачиваясь.

Через ряды прессов для формовки колес она пошла на плач, звучавший все громче.

– Макс, я иду!

Ребенок надрывно кричал, но на сердце стало легче, потому что сын был жив.

У дальней стенки располагался вертикальный фрезерный станок высотой в двадцать футов; похоже, что плач Макса доносился откуда-то сверху.

Ви подошла к основанию станка, залезла на столешницу, ухватилась за хобот и напряглась, подтягивая тело вверх. Вставляя мыски ног во фрезу, она забралась наверх машины; теперь крики сына били ей прямо в уши.

Ви вытерла пот, заливавший глаза, и всмотрелась в полутьму, отыскивая ребенка.

– Макс! – позвала она. – Макс!

А потом увидела то, от чего ее сердце упало.