Денарий кесаря

            - Согласно римскому обычаю, в честь вашего праздника, прокуратор милостиво дарует прощение и отпускает на свободу Иисуса… - он заглянул в услужливо поднесенный скрибой лист папируса, - вар-Авву!

            Глашатаи принялись переводить сообщение на арамейский, но толпа уже поняла, в чем дело, и подняла торжествующий рев.

            Опытный Лонгин, свесившись с коня, дал команду воинам быть начеку. Он знал, что из четырех осужденных на казнь двое носят распространенное в Палестине имя Иисус: один – мятежник, подстрекавший народ выступить против Рима и считавшийся здесь героем, вроде римского Сцеволы, и другой – поразивший его лекарь, как многие говорили – пророк. Некоторые называли его даже «Богом», о чем он не рискнул доложить трибуну.

            Услыхав свое имя, мятежник зажмурился, веря и не веря сказанному, с трудом дождался, пока тюремный кузнец собьет с него оковы, и, протягивая изуродованные пытками руки, бросился к толпе, которая тут же поглотила его.

            Легионеры, возложив кресты на спины оставшимся бунтовщикам, снова сомкнули строй.

            В этот момент на балконе дворца появился римлянин в белой тоге с красными всадническими полосками. Это был сам прокуратор Иудеи - Понтий Пилат. Его глаза оглядели площадь, не упуская, казалось, ничего.

            Толпа вновь зашумела, заволновалась, узнав ненавистного прокуратора. Трибун поискал глазами Лонгина и увидел, что тот сам поднимается к нему по ступеням, ведя за собой иудея в голубом священническом виссоне.

            - У него к тебе важное дело! – доложил он.

            - Что может быть важнее решения прокуратора, объявленного им? – нахмурился трибун. – Чего тебе нужно, жрец?

            - Ты велел вести преступников по главной улице, через весь город? – с подчеркнутой вежливостью уточнил иудей, отводя взор от богини на груди язычника.

            - Да, чтобы всем неповадно было!

            - Прошу тебя, вели гнать их кратчайшим путем и как можно быстрее!

            - Странная просьба! – вслух удивился трибун и с подозрением покосился на иудея: - Зачем это тебе?

            - Мне? Нам!

            Священник обвел рукой площадь и с горячностью зашептал: