Именно за эту своевременную инициативу власти многие не захотели подписывать петицию. Получается, что человек начал что-то для города делать, а мы на него фактически кляузу накатали? Но Варвара была очень растеряна и встревожена, поэтому даже взяла больничный, чего ни разу не делала за все годы работы, чтобы не встречаться с мэром, который основательно нарушил равновесие её мира. Арнольд Тимофеевич тоже ломал голову, как найти подход к такой нестандартно ведущей себя женщине. Он был уверен, что может завоевать любую, а тут ни с места. Что за странные бабы пошли? Даже не захотела, чтобы он её до дома довёз. Это на такой-то машине! Нормальным женщинам купишь какую-нибудь дорогую безделушку или оплатишь обед в самом лучшем и, разумеется, дорогом ресторане Москвы или Петербурга, а дальше их и просить уже ни о чём не надо: сами всё предложат и сами всё дадут. А эти выйдут замуж за какого-нибудь дебошира и бездельника вроде Лёхи-Примуса, который будет их при каждом запое или приступе абстинентного синдрома за косы таскать и ногами пинать, нарожают от него целый выводок плохо одетых и запуганных детей и даже не догадаются, что можно совсем иначе жизнь прожить.
Тут и не знаешь, чем прельстить. Любая женщина любит комплименты, подарки, бусики-колечки, серьги-браслетики, цветы, просто внимание – некоторые до безумия на этом зациклены. А этой не надо ничего! Тоже мне… Все шалавы обожают, когда им вслед мужики шеи сворачивают, так что даже в канализационные люки падают или машины разбивают, а эта поздоровается и… покраснеет. Бабе сорок лет, а она краснеет, как школьница! Такого экземпляра точно не было в его богатой коллекции. Своевременный вывоз мусора ей нужен, а с самим мэром проехаться по главной улице, чтоб все увидели и умерли от зависти – нет! На велосипеде ездит. Велосипед-то уж весь ремонтированный: переднее колесо давно пора менять, как и заднее. Может, новый ей подарить? Не возьмёт. В гости позвать? Не пойдёт. Настоящая дикарка, и имя соответствующее: Варварка! Барбара, Барби…
Так раздумывал мэр, и сам себе удивлялся, что который уж день думает о «какой-то старой деве», и ничего с собой поделать не может. Да и не хочет. Такая глупая влюблённость не посещала его уже давно, и он радовался ей. Как школьник! То злился на неё, то оправдывал. То ликовал от счастья, что ещё способен влюбиться, как молодой дурак, то ругал себя за это. Снова выискивал изъяны в этом «глупом чувстве», пока не вылезал его внутренний критик и ставил на место: никакая она тебе не Барби. Она – Варя, Варенька, Варечка, Варюша… И имя такое тёплое и уютное, как маленькая рукавичка! Серенаду ей, что ли, спеть под окнами? Нет, не по статусу мэру так себя вести.
И чего вдруг так потянуло к ней? Ведь самая вредная категория женщин! Да и о чём говорить с ней, если она всю жизнь прожила в захолустном городишке, разве только в институт ездила учиться в большой город, тогда ещё Ленинград? Она же совершенно не знает жизни, и выше всего ценит семью и домашнее хозяйство… Ага, а ты, стало быть, жизнь знаешь? А то! Ещё как знаешь! Видишь её воочию каждый день, а не с экрана телевизора или с газетных страниц, откуда её жадно глотают недостойные. Но так вдруг надоела эта самая жизнь, под которой мэр понимал бесконечные пьянки под видом банкетов, презентации с кучей чёрствых чиновников и ждущих благодарности спонсоров, всякие заседания и совещания, бессонницу, страх, связь с криминалом… И жгучий тайный стыд за эту связь. Иномарки, дачи, бары и ночные клубы, набитые безотказными прожжёнными бабами, опять совещания и заседания, выслушивание бесчисленных жалоб и выговоров, когда голова раскалывается с похмелья. У каждого свои представления, что такое настоящая жизнь. И какое бы разнообразие не входило в эти представления, человек иногда устаёт от неё. И это разнообразие вдруг представляется потоком неотличимых друг от друга однообразных дней. Хочется чего-то совсем другого, тихого и упорядоченного. А потом и это проходит, так что совершенно перестаёшь понимать, что же такое жизнь.
Что есть жизнь – никто не знает. Кому-то пределом мечтаний видится статус усталого взяточника средней руки в какой-нибудь администрации непонятно чего, где место под солнцем зависит от размера взятки. Где состоятельность жизни определяется тем, на что эта взятка потом была потрачена и насколько интенсивно пропита. А по сути – болото болотом. Скукотища! Иные дураки сюда хотят нырнуть, думают: вот она, настоящая жизнь! А жизнь опять ускользнула куда-то, опять она где-то не здесь. Потому что слишком часто мы живем ненастоящей жизнью. Её определяют другие люди, под которых мы подстраиваемся и от которых ждем признания. И не принимаем себя, если эти «временно значимые» для нас люди не принимают и не замечают нас.