Дендрофобия

Вадька, как увидел Авторитета, сразу решил, что злодейка Валерьяновна донесла-таки о его «подвигах» на детской площадке, и его самого сейчас будут завязывать в спираль или узел. Он выронил свою железяку, попятился назад и забормотал:

– Ка-кас-кан-кастин Ни-ник-никлалаич, я больше не бу-уду-у! Я… мы… я не один был… Санька был и Вовка. Мы только с горки прокатились и всё. Я больше в детский сад никогда ни ногой… ни-ни! Мы… они только петушка хотели отломать, а он… а я…

Авторитет знать не знал, да и знать не желал про то, что кто-то имел намерение раздолбать детскую площадку в саду, благоустройству которой способствовала его жена. Поэтому ничего не понял из бессвязного потока сознания Вадьки и, в конце концов, рявкнул на него:

– Какого петушка? Какой тебе детский сад?! Тебе уже давно пора институт заканчивать, дубина, а не в детский сад ходить! Нанюхаются клея с утра, а потом бредят весь день. Брысь отсюда, токсикоз ходячий!

Вадька, ещё не веря своему счастью, побежал сначала в одну сторону, потом в другую, вспомнил о железке, подскочил к ней, подхватил, с рыси перешёл в галоп и карьером, карьером от греха подальше!

– Константин Николаевич, ну не сердитесь Вы так! – дёргает Авторитета за рукав Маринка. – Я пошутила, я больше не буду. Честное слово.

– Ещё раз так пошутишь, я тебе язык отрежу и своим волкам скормлю, и никакой брат тебе не поможет. Поняла? – совершенно спокойно и холодно говорит Авторитет.

– Угу, – она испуганно гладит его по рукаву, словно бы желая успокоить эту внезапно разбушевавшуюся стихию гнева.

– Не «угу», а так точно! – отдёргивает он руку.

– Так точно.

– Всё. Обе кругом марш! – скомандовал он, и мы пошли к станции, а Авторитет укатил в сторону своей Лесной улицы.

– Удивляюсь, как он тебя ещё не придушил! – злюсь я на глупую выходку Марины. – Чего тебя дёрнуло с ним сцепиться?

– Ничего он мне не сделает. Ему жена не позволит нас обижать, – нервно смеётся Марина и начинает ворчать: – Но ремонта крыши мне теперь не видать, как своих ушей. Чёрт, ещё и петицию нашу испортил… Как с ней теперь поедешь? Расписался! Как узнают – кто, так страшно подумать, что будет!

– Ты сама сказала: распишитесь. Тебя вечно кто-то за язык тянет, когда не надо!

– Я же в шутку. Я думала, что он откажется, а он намахал тут… Придётся по новой подписи собирать.

И мы пошли по новой. Но сначала зашли в буфет на станцию, чтобы съесть по пирожку с чаем, подкрепиться перед новым хождением по мукам. Но нам встретилась рыдающая Мария Игнатьевна со своими баулами.

– Вы представляете, не взяли у меня мои пирожки-ы-ы!

– Почему?

– В одном битое стекло нашли-ы-ы. Это всё Лёха, подлец такой! Я ему вчера денег не дала на выпивку, вот он и отомстил: в начинку стекло подсунул, идиот. Ведь идиот, каких поискать! Я ещё думаю, куда банка литровая пропала, а он её разбил и в пироги добавил. Буфетчица их всегда пробует первым делом, разломила, а там – стекло. А если бы не заметила?.. Я бы дала этому ироду денег, кабы они были, да где же я их найду?! До пенсии ещё три недели жить. Сегодня бы пирожки сдала, и были б деньги, а он, придурок, всю партию испоганил. Вот есть ум у мужика или нет? Если теперь в буфете откажутся мои пироги брать, как я буду жить на одну пенсию-у-у? Хоть бы киллера какого нанять, чтобы прибил этого гада! Всю душу мне вымотал, скотина, у-у-у! – она вдруг поняла, что слезами горю не поможешь, и уже бес слёз добавила с яростью: – Ведь сорок лет дубине, а ума всё нет. Авторитет его моложе, а сколько уже достиг в жизни. Мать свою не бьёт и пенсию у неё не ворует. Его-то мать так баулы не таскает, каждую копейку не считает. Даже корову давно продала за ненадобностью. Живёт как царица: в отдельном доме с газом и отоплением. Внуки какие у неё славные, невестка заботливая – ведь дал же Бог бабе такого сына! А мой тут голубя подстрелил из рогатки, домой принёс и хвалится: «А ты говорила, что я не могу ничего в дом принести! А я мясо принёс, почти целая курица, хоть суп вари». И жалко его, дурня, и сил уже нет на своём горбу тащить, – и она опять заревела.

Мы не знали, что сказать. Приуныли, что нам не придётся отведать вкусных пирожков, и это сказалось на нашей работе: никто не согласился подписывать нашу петицию. Но мы до того отупели, что чуть самому мэру не предложили поставить подпись в защиту парка. Идём и видим: Варвара едет на велосипеде домой, а вокруг неё, тоже на велосипеде, какой-то интересный мужчина кружит. Кто ж это такой, думаем, моложавый. Уж хотели ему предложить подпись поставить, смотрим, а это ж наш Арнольд Тимофеевич! Мы-то привыкли, что он всё время в джипе от людей прячется, а тут такие пируэты на велосипеде около Варьки выписывает! И так они увлечённо при этом о чём-то беседовали друг с другом, что мимо нас проехали и даже не заметили. Ну, дела! Мы постояли с разинутыми ртами, а потом я Маринке говорю:

– Даже неудобно как-то: человек в таком окрылённом состоянии, а мы на него кляузу стряпаем.