Деньги

  - Плюнь и разотри! - усмехнулся Бокий. - Не стоит увлекаться самоедством. У каждого святого есть прошлое, у каждого грешника — будущее (Оскар Уайльд).

4. Кронштадский лед.

  В ночь на 17 марта колонны красноармейцев сошли на лед. Конечно, в мятежном Кронштадте никто не питал на этот счет никаких ложных иллюзий. Появление такого количества войск означало только одно: их пришли убивать. Жутковато, конечно, но тут был один маленький нюанс. До острова еще нужно как-то добраться, а это как раз и представляло определенную сложность.

  Среди штурмующих, как ему и было обещано, оказался Антикайнен и выделенная ему под командование рота красных финнов. Приказом по училищу их отрядили в усиление атаки.

  Руководство штурма взяли на себя Дыбенко и Тухачевский. Исходя из этого предполагалось, что жертв будет много. Тойво представился поочередно сначала одному, потом — другому.

  - Примкнешь со своими бойцами к бригаде Рейтера, - покрутил ус Дыбенко.

  - Пойдешь на восточное направление, - сказал тщательно выбритый и наодеколоненный Тухачевский. - Вы, финские ходоки, привыкли ходить по льду и снегу.

  Приказы были взаимоисключающие друг друга. Поэтому Антикайнен решил, что поступит по своему усмотрению. Точнее, получалось, что по усмотрению товарища Бокия.

  Он с людьми выдвинулся на лыжах вокруг острова, памятуя о памятном рейде по льду Ладожского озера. Как и предполагал, место еще было не занято. С востока красноармейцы не подошли, с запада — тоже. Почему-то наступающие бойцы в эти погожие мартовские дни и ночи предпочли не пользоваться ни лыжами, ни коньками. Западло им было, что ли, считая и тот и другой способ передвижения детской забавой. Дыбенко любого лыжника у себя расстрелял бы без суда и следствия, а Тухачевский повесил бы любого конькобежца. Ну, а к красным финнам они относились с нескрываемым пренебрежением, поэтому они, как ущербные, могли передвигаться любым способом, что только им взбредет в голову.

  Пока красноармейцы нестройными порядками приблизились к острову, скользя по гладкому льду, оступаясь в натаявшие лужицы, спотыкаясь о торосы и спрессовавшийся в сугробы снег, в Кронштадте было все готово для отражения штурма.

  Из крепости к великому неудовольствию военачальников начали бить орудия и пулеметы. Палить с господствующей высоты было легко и просто — все мишени, как на ладони. Лед трескался, образовывались промоины, люди тонули десятками. Комиссары выли, как волки, призывая идти вперед. Тухачевский палил из револьвера в воздух, Дыбенко размахивал шашкой.

   Укрыться можно было лишь за трупами убитых ранее.

  Вероятно такая бойня может радовать глаз только одних маньяков, в то время, как другие маньяки посылают на убой все большее количество людей.

  Дыбенко вливал в себя водку стопку за стопкой, возбужденно хрустел соленым огурцом и тряс в направлении неба шашкой. Тухачевский пучил глаза и облизывал тонкие губы. Вероятно, он вспоминал в это время, как подобным же образом парадным маршем наступают офицеры и прапорщики «черной дивизии» генерала Макарова, что получило название «психическая атака».

  Но колонны развернулись в цепи, и уже ничто, не могло сдержать яростный натиск пехоты, знавшей, что выжить если и удастся, то только там, на острове. Они-то это знали, но не знали того, что шансов на выживание у них не было решительно никаких. Кроме одного.

  Как ни были циничны обороняющиеся в крепости, но расстреливать беззащитных «товарищей по оружию», с кем не так давно сражались плечом к плечу при обороне Петрограда против Юденича, не каждый может. Легче биться с ними в равных условиях, или не биться вообще — устроить митинг, принять резолюцию и разойтись с миром.

  Бойцы Тойво издалека наблюдали, какая бойня творится на подступах к фортам "Риф", "Шанц" и "Красноармейский". Слышно было гораздо лучше — звук по озеру, покрытому льдом катится, как эхо в горных Альпах. Раненные хрипели и стонали, живые вопили голосами, исполненными отчаянья и ужаса, и все — ругались самыми матерными словами, какие только можно было себе вообразить.

  Антиайнен распорядился своими товарищами таким образом, чтобы в одном месте на льду оставался свободный коридор, и приказал:

  - До получения приказа от командования в штурм не ввязываться и огонь не открывать. Беженцев не трогать, коли таковые обнаружатся. Вопросы есть?

  Вопрос был один: если в них начнут стрелять — что делать?

  - Стрелять в ответ, - ответил Тойво. - Пленных не брать. Бить наверняка.

  Красные финны не возражали против такой постановки событий. Положение дел в Кронштадте было неясным, может быть, матросы поднялись протестовать по тому же поводу, что и недавняя «Револьверная оппозиция». Все нынешнее противостояние здорово смахивало на междоусобицу, а участвовать в ней — себя не уважать.

  К ним прибежал, оскальзываясь и падая, какой-то курьер, представившийся посыльным командующего северной группы Казанского.

  Едва отдышавшись, он донес приказ, ссылаясь почему-то на комиссара Вегера: