Деньги

Они поклонились. Затем поехали смотреть Булонский лес и нашли в нем сходство с Петровским парком. Сходство это тем более было полное, что в открытом ландо им попались навстречу два московских фабриканта, из которых один всё порывался спеть: «Не белы снеги», а другой его удерживал. Далее осмотр перешёл на модные магазины, и через неделю они были уже в Карлсбаде, где обе стали лечиться и негодовать на кухню, которая была несравненно лучше в их Хамовниках.

Поездка эта успокоила сестёр окончательно. Прежде они говорили:

— Умрёшь — ничего не увидишь.

А теперь спокойно объясняли:

— Знаете, ничего интересного. Правда, в Берлине очень чисто. Но в Париже толпа совсем буржуа, и такая развязная. А в Карлсбаде кормят совсем неприятно, — особенно после нашей кухни.

II

К ним-то, вот в такую обстановку, попал Толя. Благопристойность дома, не нарушавшаяся тихими шагами седовласого лакея и бесшумной горничной, в первое время возмущалась буйными криками мальчика. Но так как всё живое приспосабливается к окружающей обстановке, то и мальчик вскоре принял общий тон с серыми стенами, молчаливыми креслами и строгими портретами предков. Тётки были к нему не строги, даже ласковы, даже баловали его, но не выносили одного: шума. И Толя отказался шуметь, решив, что это ему не выгодно. Он сидел целыми днями в старом вольтеровском кресле и созерцал лица тёток. Он знал их до малейших подробностей, до последнего пятнышка на лице и, вопреки мнению самих тётушек, ненавидел их всей своей детской душой. Ему были противны их широкие тёмные платья, их золотые пенсне, их скрипучие голоса, их бесцельные взгляды и разговоры. Ему иногда хотелось вцепиться зубами им в руку, прокусить мясо до кости, ему хотелось, чтоб его высекли и этим его успокоили: он бы в самой боли нашёл бы наслаждение. Но всё-таки в мальчике было достаточно силы воли, чтоб не кусаться, не капризничать, он даже был послушен и иногда в его голосе слышалась нежность, когда он говорил:

— Да, тётечка, благодарю вас.

Или:

— Нет, тётечка, благодарю вас.

Он целовал ручки всегда у обеих; если одна была в одной комнате, а другая где-нибудь на противоположном конце дома, то он, поблагодарив одну за полученный финик, непременно разыскивал другую, целовал ручку и говорил, как заведённая машина:

— Благодарю вас, тётечка, я финик получил.

В определённости его отношений к тёткам чувствовался будущий юрист. Он не разговаривал с ними, а точно давал показания или допрашивал их. Строгая логичность мысли всегда вела его по прямой дороге, без малейших уклонений в сторону; когда он вежливо спрашивал лакея: «Не знаете ли вы сколько градусов сегодня на термометре» или: «Скажите, что за окном в угловой?» — в этом вопросе чувствовался будущий прокурор, спрашивающий свидетеля:

— Что вам известно, свидетель Мокрицын, по делу об отравлении мещанки Порлючиновой?

Когда мальчик отвечал урок по закону Божию, он совсем читал протокол судебного следствия.

— «…Тогда Ной, желая удостовериться в том, насколько сбыла вода, выпустил голубя. Когда голубь воротился в ковчег, ему стало ясно, что птица не нашла себе места для жительства, и, переждав некоторое время, снова выпустил её. Птица вернулась с веткой: несомненным доказательством, что появилась растительность. Тогда, переждав ещё некоторый срок…»

Священник, дававший ему уроки, был очень доволен ясностью его изложения и говорил своим духовным дщерям:

— Логика у вашего Толи не оставляет желать ничего лучшего, а любознательность его знаменует острый ум и способности недюжинные.

Иногда Толя допрашивал священника:

— А какое право имел фараон удерживать евреев в Египте, если они этого сами не хотели?

Отец Пётр вздыхал.

— Мало ли чего кто не хочет. За Фараоном было право сильного.

— А отчего же Моисей не обратился к посредничеству Ассирии или Греции? Он имел вполне на то право?

«Острый ум, обострённый чтением газеты!» — думал законоучитель и часто становился в тупик перед бойкостью ученика, который хотел выискать логические выводы там, где надо было воспринять факт без всякого раздумья.

— И на пользу такой ум, и может быть на вред, — говорил сёстрам отец Пётр, — остерегайтесь!

По всем наукам Толя учился хорошо. Учителя к нему ходили на дом. Он усердно занимался, да и способности у него были действительно хорошие. Рос он один, без товарищей, и единственной его подругой была девочка Саша.