Деньги

Самое смешное, что я чувствую себя получше. Честное слово. Весь этот опыт пошел мне на пользу. Я ощущаю веское спокойствие, я полон достоинства. Я точно знаю, что вполне в силах совладать с моей жизнью. Все складывается удачно как никогда. Собственно, перспективы теперь самые радужные, когда я решился покончить с собой. Да, я решился. Решился. Нет ничего проще. Самое трудное — это решиться, но жизнь решила за меня. Сегодня же вечером. Благо все причиндалы под рукой. Сегодня вечером, один. В последнюю очередь.

— Еще раз спасибо, что зашли, — сказал я.

— Пожалуй, мне пора, — шевельнулся Мартин. — Не буду вас отвлекать.

— Нет, не уходите!.. Пожалуйста, останьтесь. Хоть на часок-другой.

Он вздохнул и наклонил голову.

— Ну пожалуйста. Хоть на часок-другой. Понимаю, вы мне ничем не обязаны. Ну да, я втянул вас во всю эту хрень. Но больше я ни о чем не попрошу. Ну пожалуйста, чисто по дружбе.

Мартин понуро обвел взглядом комнату. Покосился на часы.

— Я вот… читал тут недавно книжку, о Фрейде. А вы что сейчас читаете?

— Далось вам это хваленое чтение, — отозвался он. — Примерно как женские образы у Шекспира — слишком уж переоценены. На вашем месте я не забивал бы такую симпатичную головку этой чепухой… А там что? Кегли?

— Там? Да вы что, это же шахматы. Из оникса.

Мартин извлек наугад фигуру из яшмовой коробки.

— А это кто? Король или ферзь?

— Это пешка. Что, не похожа?

— Вы много играете?

— Ну да, когда-то играл. А вы? Сильный игрок?

— Естественно, — ответил он. — Может, партию? Чтобы время скоротать.

— Конечно, — согласился я, и от внезапного возбуждения меня бросило в жар. Что вдруг? Перспектива реабилитации, отмщения? Ну я ему покажу, подумал я, этому задаваке, студенту хренову, этому трезвеннику со всеми его хиханьками-хаханьками и дипломами. Он меня за неуча держит. Ну я его проучу. Под орех разделаю. — О'кей, — сказал я. — Играем на деньги.

— На деньги? Вы что, думаете мы «дартз» мечем в каком-нибудь «Джеке-потрошителе»? В шахматы не играют на деньги.

— Десять фунтов ставка. С удвоением. Играем на деньги.

— …Но у вас ни гроша.

— Да ну? Один этот набор уже полтыщи фунтов стоит. Вон там в шкафу кашемировое пальто, оно потянет на тонну, как минимум. Не говоря уж, — сказал я, выставив палец, — не говоря уж о моем «фиаско». Да что такого смешного?

— Ничего. Извините. Слушайте, вы точно уверены, что не хотите лучше в очко или в крестики-нолики? Нет? Ладно. Только чур без поддавков, договорились?

— Какие на хрен поддавки. Готовься к неприятному сюрпризу. Ну все, начали.

Я извлек из коробки триктрака кубики с цифрами на гранях. Выставил шахматные часы, на один час. Эмису выпало играть белыми.

— Ха! — вырвалось у меня. d — d3. Я вас умоляю. — Где вы учились играть? По книжке какой-нибудь?

Играть по правилам не в моих правилах, но большинство дебютов успели неизгладимо осесть в моей памяти. Не думал, что кто-нибудь сумеет удивить меня раньше миттельшпиля, — но крошка Мартин вышел из ряда вон уже на пятом ходу. Устроил бессмысленную конную вылазку, загарцевал в середине доски, пока я вел наступление по всему фронту. Такой дебютный план действительно есть, но за черных, никак не за белых. Тоже мне игрок, подумал я и удвоил. А он как возьмет да упрется рогом. Я, не веря, уставился на брошенные им кубики… Шахматы — это встреча умов, столкновение индивидуальных культур, и где-нибудь на стыке обычно возникает толстый стыдливый шов. Я тоже уперся. И он. И снова я. Последнее удвоение дало 32. Пока хватит.

— Я тут думал о вашем нью-йоркском приключении, — произнес он, спешно ретировавшись конем на вторую горизонталь. — Кажется, я понял, как там и что. Рассказать мою теорию?

— Секундочку помолчите. Я думаю.

В развитии фигур я его опережал, но моя пешечная структура была несколько дырявой. Затем несколько ходов царила тишь да гладь, каждый растил свой садик, последовали короткие рокировки. Я все вникал в позицию, а он принялся методично обрабатывать мои выдвинутые вперед пешки. Парировал я это без труда, но с потерей атаки: пришлось отвести артиллерию с его оголенного королевского фланга, а также от центра, куда Мартин стал выводить некоторые легкие фигуры — того же коня, активного чернопольного слона… Вот черт, подумал я, опять эта параша. За какие-то три хода меня загнали в тягуче-беспросветную позицию, мои фигуры беспомощно сгрудились, ни просвета, ни продыха. Чтобы хоть как-то раскрутиться, требовались по меньшей мере два промежуточных хода, но я не мог позволить себе сбиться с навязанного ритма. Каждый мой ход являлся тонкой подстройкой, ювелирной ремонтной работой в сужающемся пространстве.

— Филдинг Гудни… — произнес Мартин. — Все шло у него без сучка, без задоринки, пока не появился я. Я был джокером в колоде. Не знаю… не знаю уж, насколько реалистичной была его схема, но рассчитывал он, видимо, вот на что. Удваиваю, — произнес он и сделал ход.