Деньги

Я звоню Ли и Лю в мастерскую на Кеннеди-роуд. Звонок в пустоту. Больше всего меня беспокоит то, что это середина недели, мои два клоуна работают не одни, у них много помощников, но никто не поднимает трубку. Пытаюсь дозвониться на квартиру, находящуюся выше Боуэн-стрит, на улице, название которой я никогда не знал. Ничего. Вначале ничего, но после многочисленных гудков в пустоту, когда я уже собираюсь положить трубку, кто-то наконец снимает…

— Ли? Лю?

Молчание. Но на другом конце линии кто-то есть.

— Ли или Лю?

И этот кто-то кладет трубку. Я выхожу из кабины. Хаятт уже исчез. Выхожу на улицу и попадаю в напряженную и огромную, как море, толпу. И чувствую, как она сковывает меня внезапно, необъяснимо, но от этого еще сильнее: вспышка страха.

Хаятт попросил у меня день на размышления, мы назначили встречу на следующий день на одиннадцать часов у входа в бюро регистраций в Кэкстон-хаус на Даддел-стрит. Мне придется еще почти двадцать часов провести в Гонконге. И уже сейчас эти двадцать часов кажутся мне бесконечными; есть безумное желание сесть на первый самолет и улететь куда угодно, лишь бы быстрее смотаться отсюда.

Я еду в Стэнли, собираю то немногое, что осталось: кое-какие вещи и книги Сары. Укладываю все в чемодан, но и это не улучшает моего настроения. Возвращаюсь в район Централ, оттуда направляюсь в Коулун. Снимаю номер в отеле Peninsula среди старушек, которые жили в Индии, и отставных полковников — ветеранов Бирманской кампании. И вот тут ко мне приходит безумная идея. Хватаю такси и мчусь в аэропорт. Здесь я арендую небольшой самолет, по-моему, «Сессну». Молодой пилот-австралиец с покрытыми татуировками мускулистыми руками равнодушно смотрит на меня:

— Как я найду этот чертов остров, если вы даже не знаете, как он называется?

— Я узнаю его сверху.

— А если мы случайно залетим в Китай, мистер? И эти желтолицые начнут палить в нас?

— Ну не приснился же мне этот остров, раз я дважды на нем побывал?

Австралиец спорит, но все же готовит машину к вылету. Я указываю ему направление, и он следует курсу. Первая группа островов.

— Здесь?

— Дальше. За той дамбой.

— Водохранилище Пловер-Ков, — утверждает австралиец.

Мы летим очень низко, не выше трехсот или четырехсот метров над поверхностью земли и моря. Принято считать, что Гонконг перенаселен; земли под нами относятся к колонии, но они безжизненны или почти безжизненны; никаких дорог, одни тропы, по которым, как и в этот час, снуют крестьяне хакка в широких шляпах и с черными накидками.

Внезапно под нашими крыльями появляется море.

— Это здесь, мистер?

— Да, это он.

Судя по карте, мы пролетаем над Мирс-Бей, что в конце Новых Территорий.

— Где вы видите посадочную полосу? На эти камни и муха не сядет.

Однако он обнаруживает посадочную площадку еще до того, как я успеваю что-то ответить. Он резко бросает самолет вниз и приземляется с беспечной небрежностью. Сразу выключает двигатель, упирается левым плечом в стенку кабины и закуривает филиппинскую сигару, один дым которой убил бы быка.

— Предупреждаю: через час я взлетаю.

— Я не уверен, что смогу вернуться через час.

— Шестьдесят минут, мистер. Выкручивайтесь как хотите. На подходе ночь, а я летаю, только когда светло.

Спрыгиваю на землю и в порыве гнева пробегаю первые десятки метров. И внезапно до меня доходит, что я совершаю глупость. Чокнутый, у меня не все дома! Взгляд на маленький самолет; австралиец тоже спустился на землю, он курит и со злорадным удовлетворением разглядывает китайское небо. Я снова устремляюсь вперед: этот паскудник в самом деле может улететь без меня.

Я дважды бывал на острове, но каждый раз нас встречал шофер на машине. Я настраиваюсь на длинный забег, почти марафон. Но, к своему большому удивлению, срезав путь, пробираясь среди камней и перешагнув единственный гребень, я выхожу прямо к саду и, следовательно, к дому.

Тишина.

Я все ближе подхожу к дому, и она, словно туман, еще больше обволакивает меня своей плотной пеленой. Она становится невыносимой, когда я иду по аллее из баньяновых и камфорных деревьев. На мой первый зов никто не откликается. И вот наполненный благоуханием сад позади, и я ступаю по черному мрамору входа в дом.

Раздвижная входная дверь отворена.

— Господин Хак? Это Симбалли.

В ответ многократное эхо моего голоса. Мне становится страшно.

— Господин Хак!

Он говорил мне: «После того как в конце августа — начале сентября закончится операция, возвращайтесь в Гонконг. Возможно, у меня для вас найдется еще что-нибудь. Ваше возвращение будет означать, что все прошло благополучно». Я переступаю порог первой гостиной, украшенной в дни последнего приезда коврами, столиками и роскошными ширмами. Сейчас здесь ничего не осталось. Все вынесено. Первая гостиная пуста.