Деньги исчезают в полночь

— Ох, ну и влезла ты, мать, в историю! — с не притворным, а вполне искренним возмущением наехал на меня мой товарищ с самого порога.

«Киря!» — отчаянно запела душа, а моментально успокоившееся сознание вторило ей: «Киря, родной! Ура!»

В дверном проеме возник мой верный приятель, а за ним виднелся еще один мужик, который, судя по всему, приехал с ним вместе. Однако Игоря что-то не наблюдалось, и мне это не нравилось. Поэтому первый вопрос, который я задала нашим спасителям, был в данной ситуации вполне естественным:

— Все нормально?

Они оба сухо и скептически усмехнулись. Киря махнул рукой: мол, сейчас не время, потом. И мы с Виталием наконец, смогли покинуть ненавистную темницу. В смежной комнате Сандалов все еще был прикован к трубе, причем в том положении, в котором я его и представляла: полулежа на полу и держа пристегнутую руку параллельно уровню земли. В глазах сквозил испуг — Киря и его товарищ не были знакомы Виктору Георгиевичу, и поначалу он не знал, как ему относиться к их появлению. Они же не спешили его успокаивать, поэтому до того момента, как мы с Виталием оказались на свободе, Сандалову пришлось оставаться в мучительном неведении относительно своей грядущей судьбы.

Я и Виталий, живые и относительно невредимые, если не считать моих ушибленных коленок и его красочного фингала под глазом, символизировали для Виктора Георгиевича свободу и победу. Именно так он воспринял наше появление и, связав его воедино с появлением двух незнакомых мужиков, остался чрезвычайно доволен — почувствовал близость спасения. Хоть и смутно, но он понимал — его скоро освободят, и это согревало его в промозглой сырости подвала. Однако неведение относительно того, что же все-таки случилось за стенами нашего узилища, не позволяло Виктору Георгиевичу Сандалову успокоиться окончательно. Меня оно, кстати, тоже тревожило.

— Генка, звони нашим, пусть приезжают, забирают героя. А пока надо бы у него ключи поискать да наручники открыть.

При этих словах, произнесенных Кирей, Сандалов утвердительно закивал, подтверждая справедливость внесенного предложения. Его рука уже приобрела насыщенный синеватый цвет от неудобного положения, поэтому открыть наручники в данной ситуации было делом первой необходимости.

Генка отправился наверх, и я, раздираемая естественным любопытством, решила последовать его примеру. Но, выглянув в коридор, сразу же забыла о своем намерении, так как и здесь было много интересного. Например, на полу я, к своей вящей радости, увидела смирно сидящего Михал Палыча со связанными руками и ногами. Он злобно посмотрел на меня и отвернулся в чрезвычайной досаде. Тоже мне, герой…

Через совсем короткое время приехала милиция, а вместе с ней и «Скорая». В тот момент я еще не знала, зачем она нужна, но потихоньку начинала догадываться, что ее появление является следствием выстрелов. Когда Михал Палычу надели наручники и Генка повел приехавших врачей в комнату на первом этаже, Киря наконец поведал о том, что произошло.

— Мы с Генкой приехали через двадцать минут после того, как ты позвонила. Машину оставили неподалеку, а сами пешком осторожно подошли к воротам. Они были приоткрыты, но мы входить не стали, решили ждать у калитки, как и договаривались. Через пару минут Игорь вышел и провел нас в подвал через черный вход. Мы в самом отдаленном углу к стенке прижались и стали ждать. Долго стояли, минут сорок, наверное, пока наконец не услышали шаги. Идет мужик этот по коридору, а в руках пистолет держит. Что тут делать? Надо было, конечно, подождать, пока он дверь начнет открывать, тогда бы мы на него и напали, но Игорь рванул к нему в тот момент, когда он еще и к двери-то не подошел. Ну и пальнул он в него, может, с перепугу, а может, специально. Он же не знал, что Игорь не один здесь. В плечо угодил.

Вот так так! Мой несчастный герой с душой средневекового рыцаря, которого я представляла и лицемером, и преступником, пострадал на поле боя, пытаясь помочь нам, в том числе и мне тоже. Хорошо, что я могу укрощать угрызения совести, не то бы они меня заели!

Однако на этом рассказ не закончился. Я слышала два выстрела. Одна пуля угодила в плечо Игоря. Возникал естественный вопрос: кто стрелял второй раз?

Киря принялся рассказывать дальше:

— В коридоре темно, этот гад стрельнул один раз в Игоря, тот отскочил и упал навзничь. Сразу же какие-то шаги послышались, как будто кто-то убегает вверх по лестнице. Михал Палыч бросился за ним и снова выстрелил, наверно, подумал, что Игорь вдвоем с кем-то пришел, и не хотел свидетеля отпускать. Оказалось, он своего сообщника нечаянно подстрелил, его, кажется, Димой зовут. Он мертв, выстрел ему в спину пришелся.

Первое, о чем я с мрачным удовлетворением подумала, услышав рассказ Кири, было циничное убеждение, что теперь Михал Палыч не сможет выкрутиться. На нем висит реальное убийство, а это гораздо круче, чем эфемерное покушение на Сандалова, которое еще нужно должным образом представить, чтобы вина преступника была исчерпывающей. Тут же все просто: убийство Димы целиком лежит на совести Михал Палыча.