Приветствуя Борре в электронных письмах, Гулло приписывал к его имени титул
– Доступ к нему закрыт, – ответил Гулло серьезным тоном.
Борре хотел узнать, как шло на том процессе общение между кардиналами и судьями.
– Не имею понятия, – ответил Гулло.
Он пояснил: адвокат не вправе находиться в зале, где заседают судьи. В Сигнатуре служат консультантами двадцать пять канонистов, в основном кардиналы (к ним принадлежит и Иген из Нью-Йорка). Судьи, живущие в Риме, под руководством префекта, которому помогают секретарь суда и «поборник справедливости», образуют трибунал под названием Конгрессио, который сортирует апелляции, чтобы решить, какая из них заслуживает коллегиального рассмотрения. Сигнатура занимается решениями других трибуналов и конгрегаций. Прихожан, если они приедут в Рим, никогда не допустят на заседание; им даже никогда не разрешат ознакомиться со служебными записками, представленными какой-либо из сторон, за исключением их адвокатов.
Борре все это напомнило прибытие Данте к реке ада и надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Гулло объяснил, что в Ватикане процессы тянутся долго. Если речь идет об апелляции, на первом этапе Конгрессио знакомится с ней и с противоположным мнением «адвоката государственного управления», который отстаивает обоснованность решений Конгрегации духовенства. Как выяснилось, роль такого адвоката в подобных делах исполняла Марта Веген. Борре предположил, что канонисты Конгрессио не смогут состязаться с департаментом кардинала Кастрилльона. Это бы означало, что надо рассматривать апелляцию на коллегиальном заседании суда. Тогда суду придется решать вопрос о нравственной логике использования собственности приходов в присутствии кардиналов-юристов. Борре не сомневался в том, что участники бдений полны решимости держаться и не покидать церкви.
Они поговорили об оплате юридических услуг, и Гулло согласился взять по 4 тысячи евро (что по обменному курсу примерно соответствовало $6 тысячам) за один приход. В итоге около десяти групп из приходов Бостонской архидиоцезии пойдут таким путем, так что адвокат получил около $60 тысяч за работу, которая, вероятно, должна будет растянуться на три года или даже более. Эта фиксированная цена покрывала также обжалование решения о продаже церкви в случае, если изъятие уже произошло.
Борре подсчитал, что стоимость часа работы составит менее $100 и что это доступная цена для прихожан, которые получат рычаг воздействия на Бостонскую архидиоцезию: каждый месяц, в течение которого церковь невозможно продать, будет делать закрытие приходов все менее выгодным. Когда зимой 2007 года Борре наконец встретился с адвокатом, апелляции, написанные Гулло в прошлом году, все еще ожидали рассмотрения в Сигнатуре, а его клиентами стало одиннадцать приходов Бостона.
Карло Гулло жил на четвертом этаже многоквартирного дома в восточном пригороде Рима в нескольких километрах от Порта Пиа, ворот шестнадцатого века, украшенных зубцами с орнаментом, которые считают последней монументальной работой Микеланджело. В 1870 через эти ворота в город вступили итальянские войска, захватившие Рим, которым ранее владел папа Пий IX. Из окна автобуса Борре мог видеть памятник из бронзы и мрамора в честь Рисорджименто, воздвигнутый Муссолини в 1932 году и напоминающий о былой славе Рима.
Накануне вечером Борре ужинал с иезуитом, который несколько десятилетий назад был его учителем в школе в Риме. Борре рассказал ему о продаже приходов ради расплаты за преступления священников. «Эх вы, американцы, – проворчал старый итальянец. – Всегда у вас в голове секс!» Но закрытие приходов, заметил Борре, оттолкнет верующих от церкви. «Если в течение ближайших десяти лет, – ответил иезуит, – американская церковь уменьшится вдвое, вся церковь станет лучше». Борре решил, что эти слова отражают верность Ратцингеру: Бенедикт XVI желал видеть церковь очищенной, малой, не столь богатой и более послушной ортодоксии, и многим консерваторам это нравилось.