Дэниел Мартин

После обеда Джейн и Дэн вышли на палубу. Пустыня дышала свежестью, и хотя быстрый ход корабля ещё усугублял холод, это было терпимо.

Они опёрлись о поручни, укрывшись от ветра за судовыми надстройками, и смотрели, как мимо скользят тёмные, безмолвные берега. Время от времени судовые огни выхватывали из тьмы размытый белый силуэт дома или виллы; там и сям глаз отмечал тускло мерцающую точку, вроде бы — огонёк масляной лампы… Звёзды, чуть слышный бег воды… Они заговорили о соседях по столу.

— Я когда-то злилась на мать — она была ужасно резка с такими людьми. А теперь не знаю, может — так честнее, чем в игры с ними играть.

— Вряд ли можно ждать особой тонкости от жителей захолустного городка в Иллинойсе.

— Я их и не виню, Дэн.

— Только нас.

— В чём-то — да, несомненно.

— Если и есть, за что винить, так это за то, как я подозреваю, смехотворное убеждение, что передовая технология порождает более одарённых людей. Когда становится всё яснее, что на самом деле всё наоборот. Мне кажется, наши двое знакомцев и сами наполовину согласны с этим. И пытаются держать оборону.

— Да. Я это почувствовала.

— Может быть, из-за того, что хотят вырваться из своего окружения. Думаю, нам с тобой очень повезло. Мы из тех, кто — благодаря национальному характеру — рождается вне своего окружения.

Она не сводила глаз с проплывающего вдали берега.

— Забываешь, что значит родиться в Англии. Пока не попадаешь в ситуацию вроде этой.

— А я, кажется, к старости стал чуть-чуть больше патриотом. Наверное, оттого, что так много времени провожу за океаном.

Ей это показалось забавным.

— Моя маленькая Британия? Любимый островок?

Он сказал тихонько:

— Если бы не твой замечательный подарок…

— Но ведь мы только что вели себя как самые настоящие островитяне-британцы. Наши соседи, во всяком случае, были искренни.

— Следуя иной шкале ценностей.

— Но мы-то о своих ценностях молчим, будто стыдимся их.

Дэн смотрел на воду.

— Ах, я — твердокаменная марксистка? Я не потерплю возвеличивания чего бы то ни было индивидуального, ни за что и никогда? И ты полагаешь, они на это клюнут?

Он бросил на неё взгляд и заметил, что она чуть раздражённо поджала губы.

— А я-то полагала, мы пришли к выводу, что я всего-навсего заплутавшаяся идеалистка.

— И это им тоже не по зубам. — Джейн не ответила. — Они потратили честно заработанные деньги на то, чтобы всё это увидеть. Путеводители утверждают, что всё это — великое, значительное, замечательное. Как они могут думать иначе?

— Но это и правда — великое и замечательное, Дэн.

— Это ты мне назло говоришь.

— Почему?

— Потому что прекрасно понимаешь, что разговор не об этом.

— Я понимаю, они — туристы, не отличающиеся очень уж развитым воображением. Вспоминаю, как училась там в школе. Ребята там казались мне гораздо более открытыми, по крайней мере в том, что касалось личных пристрастий. Всегда рассказывали, что чувствуют.

— Да дело вовсе не в том, что они об этом не рассказывают.

— А в том, что недостаточно чувствуют?

— Да и не в этом тоже. Недостаточно знают. Не позволяют себе много знать. Как с этим Грамши, о котором ты говорила. — Он помолчал и добавил: — Всё всегда делают по правилам.

Джейн помолчала немного.

— Питер писал о чём-то вроде этого в одном из писем. Как вначале тебе нравится их прямота… а потом начинаешь тосковать по извивам.

— Я испытал то же самое. Прозрачность — прекрасная вещь. Пока не начинаешь понимать, что она основана не столько на внутренней честности, сколько на отсутствии воображения. И эта их так называемая откровенность по поводу секса. Они просто не понимают, что утратили.

— Ну некоторые, должно быть, понимают.

— Разумеется. Немногие счастливчики.

— А разве повсюду не то же самое?

— Вероятно. Но самая возможность присоединиться к этим немногим там, у них, гораздо реальнее, чем где бы то ни было. Если бы только они могли это понять.

— Наверное. Если смотреть на это так же, как ты.

— Абсурдность ситуации в том, что они ухитрились превратиться в самый культурно обездоленный народ из всех развитых наций Запада. Я не говорю о больших городах. И поэтому — самый ограниченный. Как иначе они могли бы выбрать себе в качестве президента такую свинью, как Никсон? Да ещё таким большинством голосов?

— Терпеть не могу политические игры, построенные на образе лидера.

Дэн подождал немного, но она, казалось, готова была слушать и по-прежнему не отрывала взгляда от берега. Он пожал плечами:

— А как иначе могла бы функционировать Медисон-авеню364? У них же нет никаких собственных критериев. Что и делает их абсолютно открытыми любому мошеннику, политическому или литературному, какой подвернётся под руку. — Он опять подождал немного, потом продолжил: — Все эти рекламные разговоры о полной свободе, которая есть самое великое из человеческих обретений. Хотя уже ясно, как звёзды на небе, что всю последнюю сотню лет эта полная свобода означает свободу эксплуатации. Выживание самых умелых по части лёгкой наживы… — Он глубоко вздохнул и взглянул в её сторону. — Абсурд какой-то. Ты заставляешь меня учёного учить.