Деникин. Единая и неделимая

Бригада вынуждена была уходить в Бессарабию, уже оккупированную румынскими войсками. Здесь в какой-то степени повторилась история отряда Дроздовского. Генерал Вертело распорядился разоружить бригаду — «железный Степаныч» ответил, что откроет огонь на поражение по союзникам. После долгих и упорных переговоров было принято решение отправить белогвардейцев морем в Новороссийск, но с условием, что они оставят все вооружение. Перед отплытием генерал Тимановский направил письмо генералу д’Ансельму: «Исполняя все Ваши приказания по приказу генерала Деникина, я никогда не мог предполагать тех незаслуженных оскорблений и унижений, которые выпали на меня и на подчиненные мне части. Неужели только за то, что Добровольческая армия одна осталась верной союзникам?..»

8 апреля в Одессу на белом коне въехал атаман Григорьев в окружении одетых в брошенное английское обмундирование «хлопцев». Комендантом города был назначен пронырливый Юрко Тютюнник. Он обеспечил атаману трофеи — из Одессы были вывезены 38 эшелонов различного добра, 20 тысяч комплектов антантовского обмундирования, 30 тысяч винтовок, 30 цистерн нефти и бензина и т. д.

Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел Украины Христиан Раковский слал восторженные поздравительные телеграммы «красному герою», Григорьеву был вручен орден Красного Знамени за № 3.

А интервенты в это время уже готовились так же успешно эвакуировать и Крым, уводя из Севастополя русский флот под собственными флагами.

Злорадствовавший Петр Краснов так потом объяснял причины такого поведения Антанты: «Появись в эту минуту, именно зимою 1918 года, на фронте в Украине и на Дону синие капоты французских солдат или английские шинели — и большевизм бы рухнул. Но тогда рухнул бы и интернационал. Тогда началось бы братство народов, национальностей, тогда были бы Россия, Франция, Англия, но не было бы одного лица — вернее, одной безличной народности. И вот в Версале отложили помощь Украине.

Была и другая грозная причина. Хотя французы и англичане уверяли, что большевизм есть болезнь побежденных армий, что они, победители, и их армии не тронуты этою страшною болезнью, на деле было не так. Французские и английские солдаты не желали воевать с большевиками, их армии уже были разъедаемы тою страшною гангреною усталости, которая явилась следствием войны».

Через полтора года французский военный корреспондент в Белой России Шарль Риве в газете «Temps»напишет: «Франция совершила величайшую историческую ошибку. Мы не поняли того, что помощь белым армиям являлась залогом победы над тем злом, которое угрожает всему цивилизованному миру. Мы заплатили бы за этот залог сравнительно скромную сумму, если принять во внимание размеры этой опасности: всего лишь две тысячи орудий и два-три парохода с военным снаряжением, которое мы получили от немцев бесплатно и которое нам было не нужно. Мы, столь осторожные и мудрые в нашей политике, в русском вопросе оказались глупцами. Мы страхуем нашу жизнь, страхуем дома и рабочих от несчастных случаев и безработицы, и мы отказались застраховать наших детей и внуков от красной чумы. Наши потомки сурово осудят преступную небрежность наших политических вождей».