Деникин. Единая и неделимая

Техническое отставание, громадные расстояния, дислокация всей боевой армии России в западных губерниях, слабая пропускная способность Сибирской железной дороги, неприятие войны в обществе, которое оказалось в курсе скандала с деятельностью «алексеевских лесорубов» и пр. Можно сколь угодно перечислять причины поражения империи в той войне, они все будут иметь место. Но воевали простые солдаты и офицеры, у которых никто не спрашивал цены на кубическую сажень леса на реке Ялу и величину их доли в «Русском лесопромышленном товариществе». Они знали, что надо умирать на сопках Маньчжурии «за веру, царя и Отечество», которые страшно далеки были от афер Безобразова и К^о (кстати, на театре военных действий этих деятелей замечено не было). Недаром Витте, отправляя Куропаткина командовать войсками в Маньчжурии, дал ему вполне объяснимый совет:

— Когда приедете в Мукден, первым делом арестуйте Алексеева и в вашем же вагоне отправьте в Петербург, донеся телеграммой государю. А там пусть велит казнить или миловать!

Старшего адъютанта штаба 2-го кавалерийского корпуса капитана Деникина начало войны застало в Варшаве, где известие о нападении японцев на русский флот в Порт-Артуре вызвало злорадство поляков, смешанное с надеждами на то, что поражение России в войне повлияет на положение Польши. По всему городу распространялись подрывные листовки экстремистской «польской социалистической партии», лидер которой бывший «сумасшедший» Юзеф Пилсудский срочно помчался в Токио, где предложил свои услуги японскому Генштабу. Будущий диктатор обещал подрывать мосты в Сибири, пускать под откос военные эшелоны, организовать восстание, если японцы снабдят ППС оружием и деньгами, а после победы поставят империи условие предоставления полякам независимости.

«Буйнопомешанного» вежливо выслушали, дали денег на обратную дорогу (20 тысяч фунтов стерлингов) и посоветовали хорошо отдохнуть. В Токио бредовость идеи оценили по достоинству, но вот в качестве шпиона использовать Пилсудского и его социалистов вполне были не прочь. Вероятно, тогда Деникин и пожалел, что его ротный караул «случайно» не пристрелил «психа» во время охраны варшавской тюрьмы.

Сам капитан бомбардировал штаб рапортами с просьбой отправить его на фронт. В штабе царил традиционный бардак, и рапорты (их была масса) каждый раз теряли. Однажды отыскали, поинтересовались, знает ли тот английский. Капитан оторопел, зачем английский на японском фронте? Ответил, что не знает, но драться будет не хуже знающих. Вскоре все же пришло распоряжение командировать Деникина в Заамурский округ пограничной стражи (пограничником, как и его отец, могучий крепостной Иван) начальником штаба 3-й Заамурской бригады.

На проводах в Варшаве друзья поднесли ему в подарок револьвер, выпили по чарке. Надо бы составить завещание, да завещать капитану нечего, кроме долгов. Попросил друзей «в случае чего» использовать на их покрытие некоторые свои беллетристические произведения, которые не переставал писать со школы и которые уже печатались. На их же попечение оставил мать Айжбету и старую няньку.

Дорога из Москвы до Маньчжурии долгая — 16 дней по «чугунке», с ума можно сойти со скуки. Однако Деникин ехал не один, кроме старых знакомых по Академии в поезде ехали назначенный начальником Забайкальской казачьей дивизии генерал-майор Павел Ренненкампф, в свое время закончивший Академию по первому разряду, и новый командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Степан Макаров, автор первой в военной истории успешной торпедной атаки (14 января 1878 года потопил в Батумском порту турецкий сторожевик «Интибах»).

В вагоне вместе с Деникиным и Ренненкампфом ехали несколько корреспондентов газет «Биржевые новости», «Новое время», «Русский инвалид». От последней (официозный орган военного министерства) — никому не известный подъесаул Петр Краснов.

С одной стороны, Деникину повезло. Он попал в 3-ю бригаду, которая охраняла от хунхузов (их только в одной провинции Гирин насчитывалось свыше 80 тысяч) железнодорожную ветку от Харбина до Владивостока, то есть была вдали от района боевых действий. С другой, учитывая его желание набраться боевого опыта, никак не соответствовала пылким надеждам 32-летнего офицера, мечтавшего о ратных подвигах.

Однако романтики и здесь хватало: не было дня, чтобы хунхузы не нападали на «чугунку», порой вырезая целые пограничные посты. Китайская армия с ними не могла эффективно бороться, местный дзянь-дзюнь (правитель) просто разводил руками — в хунхузы шли все, кто не мог себя прокормить. Они объединялись в огромные банды и грабили всех подряд, без всяких политических предпочтений. Русских опасались — знали, что армия не дзянь-дзюнь, ответит адекватно.