Деникин. Единая и неделимая

Ударили 25-градусные морозы с сильным ветром. Всадники стыли в седлах, коченели в сугробах, проваливались в глубокий снег. Несколько суток ночевали в голой степи в лютую стужу и метель, утром пробуждалась едва половина. К Торговой подошел уже не мощный кулак, а несколько тысяч обмороженных скелетов. В руках не держались ни сабли, ни винтовки, пулеметы не стреляли. Деревянные ноги не передвигались. В седлах еле живых коней качались вмерзшие окоченевшие глыбы льда. Доходило до того, что Павлов ставил обмороженных казаков в колонны позади атакующих войск и те кричали (а скорее хрипели) «ура» во время атаки для поддержания боевого духа. Ничто не помогло. Обозы, раненые, артиллерия остались в степи. Выжившие, уже ничего не соображая, лезли к хатам в тепло. С красными дрались не за «единую и неделимую», а за место у печки, лишнее одеяло, попону. Буденновцы, видя такое дело, даже особых сил не прикладывали, патронов не тратили — просто пинками выгоняли «отморозков» из куреней. В чистом поле жгли скирды сена, пытались согреться. И становились отличной мишенью для артиллерии. От ветра спускались в овраги, где и замерзали, вжавшись плотной кучкой. Уже потом Буденный рассказывал, что это было самое страшное, что он «видел в жизни: насмерть замерзшие кони со всадниками. Стояли в степи заледенелые трупы». У художника Митрофана Грекова есть жуткая картина «Замерзшие казаки генерала Павлова» — степь, усеянная павшими животными и людьми, от этих животных уже мало чем отличающихся.

6 февраля совершенно павший духом Павлов увел все, что осталось от «кулака», в село Лежанка под Егорлыкской, трижды принимавшее белогвардейцев. Посчитались — 5 тысяч осталось в ледяной степи. Тем не менее после этого «сверхледяного похода» донская конница как боевая сила фактически перестала существовать.

Главком с грустью признавался: «Наша конная масса, временами раза в два превосходящая противника (на главном тихорецком направлении), висела на фланге его и до некоторой степени стесняла его продвижение. Но пораженная тяжким душевным недугом, лишенная воли, дерзания, не верящая в свои силы, она избегала уже серьезного боя и слилась в конце концов с общей человеческой волной во образе вооруженных отрядов, безоружных толп и огромных таборов беженцев, стихийно стремившихся на запад».

Как раз в это время на левом фланге обороны генерал Деникин одерживал свои последние военные победы. Как всегда имея перед собой подавляющее численное преимущество красных — перед фронтом Добровольческого корпуса (7 тысяч штыков и сабель) правый берег Дона защищала битая 8-я армия (19,5 тысячи штыков и сабель), превосходившая белых почти втрое в живой силе и впятеро — по технике и артиллерии.

Пока Павлов в буране гонялся по голым степям за Буденным, «цветные» 7 февраля стремительным броском по льду через Дон раскололи всю оборону 8-й армии от Хопров до Аксайской. Генерал Гуселыциков захватил в Аксайской 15 орудий, 20 пулеметов, 2 тысячи пленных, включая двух начдивов, штаб 13-й дивизии, полевой штаб 8-й армии. Кутепов в последний раз в Гражданской войне взял Ростов и Нахичевань. 1-й Донской корпус генерал-лейтенанта Терентия Старикова теснил на Маныче конницу Думенко и Жлобы. Но крушение корпусов Павлова создало фланговую угрозу добровольцам, и Кутепов вынужден был оттянуть «цветных» от Ростова.

Тухачевский резко развернул Конармию на север от Белой Глины на Егорлыкскую, где корпус Павлова отбросил 11-ю кав-дивизию и занял Средний Егорлык. Здесь же находились главные силы Деникина со всей его конницей (10–13 тысяч сабель при 3>5 тысячи корниловской пехоты), сюда же выходила почти вся конница Тухачевского (10,5 тысячи сабель и 3,7 тысячи штыков).

Именно под Егорлыкской 12–14 февраля разыгралось самое крупное за всю Гражданскую войну встречное конное сражение (одновременно бились до 25 тысяч всадников). В ночь накануне сражения бригада белых калмыков (боо шашек) ночью пробралась на хутор в 7 верстах от Егорлыкской, сняла караулы и без выстрела вырезала целую бригаду красных. На рассвете калмыки возвращались из набега, как орда Чингисхана: всадники с бубнами размахивали трофейными флагами, на бамбуковых пиках восторженно везли отрезанные головы. Пиками же толкали перед собой толпу раздетых пленных. Впереди на белом коне важно гарцевал лама. За ним, привязанный к лошади, трусил красный комбриг.