Деникин

В мае на юге Украины поднял мятеж начальник 6-й Украинской советской дивизии Н. А. Григорьев (до 20 тысяч человек, до 50 орудий). Силы советских войск таяли на глазах, им пришлось заниматься ликвидацией григорьевской авантюры. К тому же с григорьевским мятежом начались дикие погромы, небывалый грабеж, истребление коммунистов, чекистов, работников местных советских органов, всех, кто им сочувствовал. Жертвами становились ни в чем не повинные обыватели.

Но главные надежды главком ВСЮР связывал именно с Добровольческой армией.

Будущий Маршал Советского Союза А. И. Егоров, погибший в сталинских застенках, ссылаясь на архивы Красной Армии, опубликовал небезынтересные итоговые характеристики армий белого юга России.

«Наибольшей боеспособностью обладала Добровольческая армия. По нашим архивным данным, армия считалась белыми надежной на 98 %, тогда как Донская армия оценивалась так: открытые возмущения — 16 %, перешедшие на сторону красных — 28,5 % и расформированные вследствие своей неблагонадежности — 27 %…»

И в такой кутерьме Антон Иванович с нетерпением ждал рождения сына. Он беспокоился, так как гинекологи Екатеринодара давали пессимистический прогноз: ребенок слишком крупный и никак не проявляет себя. 4 марта, когда Деникин проводил совещание со своим штабом, позвонил хирург и задал вопрос:

— В случае крайней необходимости о чьей жизни я должен думать — о жизни вашей жены или вашего сына?

— Конечно, о жизни моей жены!

На рассвете 5 марта Романовский пришел разбудить своего начальника. Чувствуя, как будет разочарован Деникин, он не осмеливался сказать правду. Главнокомандующий спросил:

— Плохие новости?

— Не совсем, Антон Иванович, Ксения Васильевна чувствует себя хорошо.

— Маленький Ваня мертв?

— Нет, нет! Нет маленького Ивана… Крупная девочка, она весит больше десяти фунтов!

Нескрываемое разочарование. В госпитале Екатеринодара оно еще увеличилось. Роды оказались трудными, голова новорожденной сплющилась, на макушке была заметна ямка. Ксения Васильевна, казалось, совершенно не обращала на это внимания.

— Мы назовем ее Ариадной, — сказала она.

— Ни в коем случае. Столь претенциозное имя не подходит такому уродцу. Нужно простое имя… почему бы не Мария?

— Нет, Иваныч, только не Мария! У нас была в свое время кухарка Мария, такая необязательная, вредная…[117]

Был заключен компромисс, и через несколько дней генерал Лукомский и жена генерала Романовского держали над купелью маленькую Марину.

На двери палаты появилась дощечка с надписью: Марина Антоновна Деникина. Отныне в этой палате могли бесплатно лежать нуждающиеся женщины — будущие матери. Вспоминает Марина Антоновна:

«Моя мать часто, смеясь, вспоминала о сильном разочаровании отца. Любовь, которую проявлял ко мне отец, заставляла меня с недоверием относиться к ее словам. Картина прояснилась только тогда, когда я перед тем, как приступить к этой книге, просмотрела всю семейную корреспонденцию. В тридцати письмах, написанных в течение года после моего рождения Антоном к Асе, я нашла только одно-единственное упоминание о… „твоей дочери“. Как мне кажется, я завоевала любовь моего отца только в возрасте шестнадцати — восемнадцати месяцев, в первые месяцы нашей жизни в эмиграции в Англии»…

…В мае же 1919 года белые части генерала Май-Маевского ворвались в Луганск. Началась кровавая расправа над рабочими и ранеными красноармейцами. А в это же время ставка Деникина не только на словах, но и на деле поддерживала мятежных казаков верхнедонских станиц. Им перебрасывались оружие, патроны, антисоветская литература, что наилучшим образом ложилось на политику красных репрессий и подогревала их ожесточенность.