Денис Давыдов

Прошлый год уже с плеч свалился
Или на плечи мне сел,
Много в год сей я трудился,
Но за труд свой — гриб лишь съел!
Счастье к людям не приходит,
Хоть с поклонами зови;
Не грущу — мой дух находит
Счастье в дружбе и любви[310].

Под этими строками вполне мог бы подписаться и Денис. Причем — именно в это самое время.

* * *

Император Александр повторил слова своей великой бабки^{130} и тем закрыл дело, а вот «отодвинутые» Давыдовым от Дрездена российские военачальники с иностранными корнями мстили ему чуть ли не до конца жизни.

В 1835 году Денис Васильевич написал очерк «Занятие Дрездена. 1813 года 10 марта», но даже двадцать с лишним лет спустя после произошедших событий этот материал был почти что запрещен цензурой!

18 мая 1835 года Давыдов писал Александру Сергеевичу Пушкину:

«Правда твоя, видно какая-нибудь немецкая ведьма особого рода стоит горой за Дрезден и Винцингероде. Вот я в другой раз в дураках от этого проклятого городишки и Чернышёв другой раз спасает Винцингероде: первый раз от французских жандармов, которые везли его во Францию на заклание, в другой раз от анафемы, воспетой мною его поганой памяти… Как бы то ни было, но эскадрон мой, опрокинутый, растрепанный и изрубленный саблею, прошу тебя привести в порядок; надо убитых похоронить, раненых отдать в лазарет, а с оставшимися всадниками — ура! и снова в атаку. Так делывал я в настоящих битвах; солдату грешно унывать, надо либо пропасть, либо врубиться в паршивую колонну. Одного боюсь я: как ты уладишь, чтобы, при исключении погибших, сохранить в эскадроне связь и единство! Возьми этот труд уже на себя, Бога ради; собери растрепанные части и сделай из них нечто целое. Между тем не замедли прислать мне чадо мое, пострадавшее в битве; дай мне полюбоваться на благородные его раны и рубцы, полученные в неравной борьбе, смело предпринятой и храбро выдержанной, я его до поры и до времени оставлю дома…»[311]

Конечно, зря Денис так измордовал давно уже покойного барона Фердинанда Федоровича! Не такой уж был он и плохой генерал, и то, что в октябре 1812 года Винцингероде заехал в Москву, которую не успели еще покинуть французы, был пленен и чуть не расстрелян, но по дороге освобожден партизанским отрядом Чернышёва, ничуть не умаляет его достоинств. Но как написан текст! Как образно, как остроумно, как по-военному! Простое письмо, личное послание, отнюдь не предназначавшееся для печати (каким бы хвастуном, по мнению некоторых, ни был Давыдов, он не думал, что впоследствии каждая написанная им строчка будет опубликована!) — но это подлинный литературный шедевр. И автор, старый гусар-рубака, весь перед нами…

«Занятие Дрездена» будет опубликовано в 1836 году — с большими купюрами — в четвертом номере пушкинского «Современника». Однако эти неприятности еще впереди, а пока Денису с лихвой хватало того, что происходило вокруг него в году 1813-м.

* * *

В приподнятом настроении он приехал в Лейпциг, близ которого стоял корпус барона Винцингероде — но тут оказалось, что, несмотря на распоряжение светлейшего князя Кутузова, его отряд ему возвращен быть не может — исключительно по той причине, что он уже был «рассеян» «по обширному пространству». Впрочем, барон пообещал, что составит для полковника другую партию — и повторял это обещание с завидным постоянством.

Зато конкретное предложение поступить под его начало сделал былому однополчанину генерал-адъютант Чернышёв — понятно, что это предложение Давыдов не принял по тем самым причинам, о которых мы говорили ранее.

Винцингероде продолжал обещать, ничего не изменялось, и тогда Денис решился попроситься в отпуск. Это был демарш: многие люди мнят себя незаменимыми, а уж он-то!.. Думалось, что барон осознает, что без Давыдова воевать просто нельзя, и поспешит поручить ему обещанный отряд. Но тот, однако, так не посчитал, и отпуск был предоставлен. Не будем гадать, что Денис тогда почувствовал, но отпуском он не воспользовался.

«Ценою громадных усилий Наполеону удалось собрать в течение зимы 1812–1813 годов новую армию частью из старых войск, вытребованных из Испании, частью из необученных рекрут. В апреле, имея до 200 000 человек при 350 орудиях, он вторгнулся в Германию. Во всей этой армии было всего 8000 кавалеристов. Вся знаменитая конница Мюрата погибла в России»[312].