Время замедлило свой ход и стало тянуться бесконечно-медленно. Я испытываю тоску, когда думаю о том, как вообще жить дальше. С каждым днем холод ледяных пустошей моего мировоззрения дразнит меня все изощреннее, остужая воск этого пламени жизни. Время течет все медленнее, почти замерло, заставляя меня чувствовать каждую секунду.
Может быть, Вселенная просто хочет разделить эту боль сама с собой путем порождения жизни? Что, если ей тоже тягостно бытие, и она хоть как-то облегчает свои страдания, деля их с нами. «Смотри, вот тебе двадцать лет прожить сложно, а я в этой форме болтаюсь уже четырнадцать миллиардов лет. Соберись, тряпка, тебе не больше восьмидесяти лет жить, а мне тут висеть еще Бог знает сколько».
Я использую писательство как самотерапию для того, чтобы обмусолить какие-то беспокоящие меня темы, а затем их отпустить. И вот тут стал сталкиваться с тем, что в большинстве моих порывов слова избыточны: многие переживания можно обмусолить одним лишь тяжелым вздохом, глядя на проявления этой жизни – хотя, скорее всего, и это будет крайне избыточным. Даже то, что я сейчас пишу эти строки, – уже терапия от терапии. Вот я, значит, пишу что-то о том, как презрел жизнь. А потом бац, я уже пишу что-то о том, как презрел то, что мне нечего писать, потому что я презрел жизнь.
“I mean, I don't know if that's really a great idea, it's-it's like, what's next? Kamikaze 2, the album where you reply to everybody who didn't like the album that you made replying to everybody that didn't like the previous album? It's a slippery slope. I-I don't know if it's a really good idea”.»
Я немного задумался о вечном, а потом дописал:
«Все-таки, если задуматься, все то, что кажется вечным, тоже однажды заканчивается. Сколько раз было такое, что ожидание чего-то воспринимается нескончаемо долгим? Много. Но потом же оно, как ни крути, проходит. Многие “проснувшиеся”, с которыми сегодня можно общаться через наследие, которое они оставили, тоже нередко упоминали факт того, что жизнь с таким мировоззрением, как у нас, замедляет ход, почти останавливается. Но многие из них все равно находили чем занять себя до самого-самого конца, проводя здесь все отведенное им время, будучи занятыми тем, от чего им становилось легче на душе.