Депутатский запрос

Я и сам думал, что «не тянет». На первых порах. А вот пригляделся… Сам был молодым и молодежью руководил, так с нас, бывало, требовали: «А ну-ка, покажи, что вы тут сделали!» И поедет мой начальник хоть на край района, поглядит, пощупает, а бывало, что и сам рукава засучит, тогда уж и оценку вынесет. Словом аль бумагой его не проведешь. Вот и подумаем: почему спрос на шумиху возник? Наверно, потому, что она создает иллюзию дела, до проверки которого руки не доходят, да и особого желания проверять нет, а слыть дельным руководителем охота, вот и благоволит «шумливому», — ведь что-то же он делает, не одни лишь мыльные пузыри пускает. Шумиха есть угождение начальственному благодушию и, если хотите, лени, что, впрочем, одно вытекает из другого.

17 ноября 1984 года

Начальственное благодушие — это такое явление, когда на идее стоишь, а дела не делаешь, когда упиваешься успехом, полагая, что идея сама работает и ничто ей не грозит. Уловив эту твою настроенность, приспособленцы по натуре начинают искусно имитировать дело, уверяя, что в низах всё в порядке, и укрепляя тебя в благодушии. Иначе сказать, под покровом усыпляющего благодушия хорошо расцветают угодники. Идея — не помеха им, они охотно надевают ее, подобно одежде, чтобы «соответствовать моменту»: в ней удобнее и скорее достигается корыстный интерес.

В обстановке благодушия, когда складывается мнение, что идея целиком утвердилась и ничто ей не угрожает, возникают и разрастаются социальные явления, прямо противоположные идее. Угодничество — одно из них. А вот второе — нетрудовое воспитание детей, получившее столь широкое распространение, что понадобилась реформа школы.

«Как бы ни сложилась дальнейшая судьба выпускников школы, трудовая закалка потребуется им в любой сфере деятельности. Важно, чтобы это было хорошо усвоено учащимися, глубоко воспринято учителями, родителями, всей общественностью». Коль это записано в «Основных направлениях реформы общеобразовательной и профессиональной школы», значит, в сознании общественности укоренилось нечто противоположное, а именно: трудовая закалка необязательна, надо готовить детей к жизни по «облегченному варианту». Откуда же возникло это стремление, если вся наша педагогическая наука стоит на марксистско-ленинской идее формирования личности в процессе практической, материально-производственной деятельности?

Любопытный анализ провел Анатолий Мартынов из Донецка. Он не поленился вдумчиво проштудировать все учебники для детей от 5 до 13 лет, учебные пособия, книги по воспитанию и пришел к выводу (журнал «Новый мир» № 2 за 1984 год): «…учебники не нацелены на трудовое воспитание школьника, на закладку основ вкуса к труду, философии труда. На практике они растят не индивидуумов с активной жизненной позицией, строителей своей собственной жизни и светлого будущего, а потребителей чужого труда, чужими руками созданных благ, потребителей природных богатств своего Отечества». Мартынов, подразделяя отношение к детям и к жизни вообще на активное, созидательное и пассивное, созерцательное, пишет далее: «Созидатели, опирающиеся на мощный арсенал марксистско-ленинской теоретической базы, при всей полноте власти… находятся в обороне и постоянно защищаются и отбиваются… А на чем держатся созерцатели, то есть прямые противники трудового воспитания детей? Да ни на чем! Даже пустячной теоретической зацепки у них нет… Вот еще что видно, если прочитаете все школьные учебники сразу: созидатели успокоились на своих нерушимых позициях. А созерцатели отвоевали немало позиций, они берут числом и напором».

Подмечено весьма точно: «успокоились на нерушимых позициях». Это и есть благодушие, уверование в нерушимость идеи, в то, что идея, подкрепленная властью, в защите, в борьбе за нее, не нуждается. Такое уверование в глубинной сути своей означает утрату веры. Вера в идею — это непрерывная борьба за нее; успокоение — уже отречение. Потому-то и силен напор созерцателей, что сами созидатели из борцов за идею превратились в сторожей при идее: замок на амбаре цел, значит, и содержимое не тронуто.