Кажется, все просто — дело в методах руководства: одни привыкли руководить «нарядом», другие — «подрядом». А отчего разные методы? От ума, от привычки, от погоды? Может, от людей: одним доверяй, других проверяй? Я думаю, от взгляда на человека, на работника: за кого ты его принимаешь? И кем себя считаешь? Если в голове руководителя закоренело представление, что подчиненный озабочен только личным интересом и не видит своего в общем, то есть он — «частное лицо», а всякая руководящая единица есть лицо государственное, тогда — да, надо командовать. Здесь функция государственного аппарата, всей системы управления переносится управляющим самим на себя: занял место — и сразу государственный стал, а понимание своей «государственности» бедновато: слушай и исполняй, что скажут сверху. А ведь истинный «государственник» прежде всего, в первую очередь, обязательно, непременно слушает народ, его волю исполняет. На этом кремневом фундаменте должен стоять весь государственный аппарат управления, другой цели, кроме служения народу, он не имеет. Так почему же управляющий имярек этой истины не понимает? Наверно, потому, что истина истиной, а практика практикой. В повседневной действительности он не подотчетен «низам». Подотчетность разумеется не как формальное выступление с трибуны, а как подлинная выборность, которая, как известно, обеспечивается экономически, то есть прямой зависимостью личного рубля от общественного, органическим слиянием интересов: своего, коллективного и народного. В таком случае директор совхоза не скажет трактористу Ивану Ивановичу в кабинете: «Без тебя спрашивателей хватает», а даст ему полный отчет, ибо не позволит себе забыть, кто тут хозяин, а кто гость.
Подотчетность руководителя перед руководимыми — это обязанность и право. Обязанность первого — отчитаться, право вторых — спросить отчета. Ну а поскольку мы убедились, что в высокосознательном сообществе право воспринимается как обязанность, а обязанность как право, то, естественно, возникает вопрос: хотим ли мы этого? Желает ли руководитель числить своим правом обязательность подотчета, а руководимый — право спроса своей обязанностью? Ведь при нынешнем-то положении обеим сторонам так легче и удобнее. Смотрите: управляющий на окладе, а оклад установлен сверху, следовательно, и спрос оттуда же — зачем ему право отчета перед низами, он и от обязанности-то отлынивает: предписано отчитаться, а ему — то недосуг, то неохота. С другой стороны, работник — на наряде, а наряд дан управляющим с гарантией оплаты независимо от итогового труда — зачем ему обязанность спроса, если он и правом-то не спешит воспользоваться, к чему, дескать, утруждать себя, если и так неплохо обеспечен?
Да, обеспеченность подчиненного без ответа за итог дела создает условия, при которых руководителю можно «забыть» о своей обязанности отчета перед низами, что почти неизбежно влечет за собой превращение такого руководителя в «глыбу», а «глыба» имеет склонность обрастать «стеной», совершенно не проницаемой для энтузиазма, и понятно, что в таких условиях охотников «замещать» право обязанностью, а обязанность правом едва ли много найдется. Все как будто так. Почему же тогда в Киржаче хозяйственники предпочли наказуемую разумность похвальной послушности? Почему многотысячные коллективы рабочих в Калуге, Иванове, Сумах охотно приняли на себя тяжкую обязанность спроса? И откуда вообще берутся энтузиасты? Выходит, дело не в рубле, не в голеньком расчете — выгодно-невыгодно, а в уровне сознания, в воодушевленности гражданина высокой идеей. И тут мы неизбежно упремся в вопрос «о времени и о себе», то есть — о поколении.
— Мое поколение — военное. Мы осознали себя на войне. Осознали свою ответственность перед предками и наследниками, перед землей и народом. Все наши права и обязанности обратились в одно слово — долг. Уходя в небытие, мое поколение оставило детям своим свободную землю и великий дух. Оно оставило наследникам бесценное духовное богатство.
— Оно оставило кое-что и другое, не столь похвальное. Вы упрекаете нас, молодых, в безверии, иждивенчестве, цинизме… Не ваших ли семян это всходы?
Такой примерно разговор произошел у меня с одним молодежным руководителем в немаленьком чине. Его упрек не выходит из головы до сих пор. Первой реакцией была, конечно, обида. Потом рассудил: но ведь и им, этим молодым человеком, тоже, наверно, руководит обида. Его обижают наши упреки в адрес молодых. Что толку от взаимных обид? Мы — на вас, вы — на нас. Взглянем каждый на себя трезво — и тогда, увидя свои грехи, почувствуем, как рядом с гордостью вырастает и обида на с в о е поколение. У меня — на свое, у тебя, молодой человек, — на свое. И теперь можем рассудить трезво.