Василий разговорился. Его словно прорвало, говорил и говорил… Наверно, потому что слушатель был внимательный и ехали — не гнали, плелся конь нога за ногу, колесо в телеге покурлыкивало отдаленным журавлиным всхлипом, и в лесу было тихо и покойно, и солнце нет-нет и проглядывало, бросало на дорогу робкий луч. Словом, хорош был поздний октябрьский денек, и хорошо было на душе оттого, что сидит рядом понимающий тебя человек, истинный брат, мало ли что по крови не родня, зато по духу верный друг.
К двенадцати они возвратились с полным возом, сложили осоку за хлевами в стожок, притиснули жердинами от ветра.
— Покурим, да коня отгоню, — предложил Василий, присаживаясь на телегу. — После обеда Лиду до почты подброшу да Никиту к поезду отвезти надо. Никита согласился в санаторий, он желудочник, а я пока не жалуюсь. Поездка много не займет, от силы час-полтора, вернусь — баню затопим.
— Хорошо. Я пока Садовского проведаю.
— Тоже правильно. Мудрый старик! Рад будет… Ты, Ванюха, это… сестру-то не расстраивай, не говори того, что я… про стержень. Не надо, переживает она…
— Хорошо. Обещаю первым не заводить разговора.
— Ну и ладно. Иди переодевайся, я мигом.
Лида сообщила Ване, что час назад заходила Ольга Князева, хотела видеть его, сидит сейчас у Садовского…
— Не успел на порог — уже с визитами. Откуда только узнала?
— Телефоны, сестра, исправно работают. А что Ольга, все в школе? Не сменила профессию?
— Преподает. Я, Ваня, не охотница до чужих секретов. Но на почту придешь, всякое слышишь. Болтали, что в Краснополье собиралась, от Федора. Да это у них не в первый раз. У тебя-то все ли хорошо с Галей? Не скрывай от меня, если что… Светка, паршивка, не пишет, второй месяц ни строчки. И Коля молчит, у этого, конечно, служба, но черкнуть-то слово-два мог бы. Или уж я такая мнительная стала, все кажется, что у кого-то из вас неладно.
— Понимаю, сестра. Ты всем нам мать, вот и переживаешь. Только зря в голову не бери. У тебя завтра выходной? Может, сходим с утра на кладбище?
— Сходим. Я и сама с троицы не была. Может, Петя подъедет, звонила ему на днях — Аня сказала, что в области, к концу недели должен быть.
— Вчера мы с ним виделись. В гостинице. Собирался…
Иван точно не помнил, было ли сказано это слово Петром. То, что о просьбе сестры приехать в Бугрово говорил, это точно, а сказал ли «собираюсь» — не помнил, сейчас усомнился, но тут же одернул себя: да в чем сомневаться, коль сестра просила, — приедет, не часто беспокоит она нас просьбами.
Но Петра они не дождутся. В тот час, когда Иван с Лидой вспоминали его, на областном семинаре объявили перерыв и Петра Стремутку попросил на два слова начальник управления Зеленев.
— От Николая Романовича был звонок. — Начальник в знак доверительности покрутил пуговицу на пиджаке Петра Ивановича. — Просил меня лично разобраться по депутатскому запросу. Сегодня в Вязники поехал корреспондент, личность тебе хорошо знакомая, так вот… Словом, прошу: воздержись пока от контактов с заинтересованными лицами. Лишние разговоры ни к чему. Анонимы в «Вязниковском» зоркие, так что не будем сами себе усложнять задачу.
— Понял, Валентин Георгиевич. С братом у меня был разговор, он в это дело не полезет, но вы правы: повода не следует давать… А как решаете с Князевым?..
— Теперь от меня мало что зависит, сам понимаешь. Депутатский запрос — не какая-нибудь анонимка. К слову, если уж пошел разговор… Ты в «Вязниковском» столько лет проработал, скажи — чем все-таки вызваны эти тайные писания? И кто там такой неугомонный?
— Черт их знает, Валентин Георгиевич, ума не приложу. Пробовал докопаться — как в болото! Думаю, причина все-таки в Князеве. До него ведь ничего подобного не было.
— То-то и оно, что не было. Это и меня смущает. С одной стороны — доносы, с другой — запросы. М-да, придется вникать…
9
Ольга Владимировна узнала о приезде Ивана Стремутки из утреннего разговора мужа по телефону — кто-то уведомлял директора совхоза о выезде к нему корреспондента центральной газеты. В субботу у нее был всего один урок, она провела его и поспешила на дорогу. Подвернулась попутка, и через полчаса Ольга была в Бугрове.
Ольга Князева числилась в селькоровском активе Ивана Стремутки: как-то, будучи в отпуске, он помог ей подготовить статью о проблемах сельской культуры, газета напечатала, и хотя с тех пор она ни строчки более не написала, но в списках значилась, и редакция регулярно ко Дню печати слала ей поздравления. Иван же при встречах называл ее лентяйкой: какой-никакой опыт газетной работы у нее был, и словом владела, и материала кругом хоть отбавляй — не писать при таких условиях может только лентяйка. Но Ольга была Ольгой, быстро загоралась, быстро и охладевала. Сейчас ей хотелось поделиться с Иваном очередным своим увлечением — литературно-музыкальным салоном и, может быть, через него пригласить в Вязники кого-нибудь из литературных знаменитостей.
Когда Стремутка пришел к Садовскому, Ольга успела вымыть на кухне пол, поставить самовар и собрать к чаю. За столом она взяла на себя роль хозяйки.