Депутатский запрос

— Ну а вы-то что же? Школа, сельсовет, совхоз — вы что, безголосые? Не можете защитить старика? О воспитании высоких чувств трезвоните, а что вы сделаете без таких стариков — ничего не сделаете. Скажи Феде: хочу его видеть. Я всего на два дня приехал, пусть не откладывает, очень нужно поговорить…

Портрет Лидуни произвел на Ивана и Ольгу впечатление неожиданно ударившего грома — они онемели. После долгого молчания эмоциональная Ольга кинулась старику на шею: ах, ах, это чудо! Вы волшебник! Это гениально!.. А Иван только моргал глазами, не в силах оторваться от портрета. Он с необычайной ясностью увидел в сестре героиню своей ненаписанной повести. Все в ней было так, как он задумывал: и радость, которую она несет одиноким старикам, и укор их детям за короткую память, и всем ее видом выраженный, повторенный в лице, в фигуре, в движении руки, в складках платья вопрос: «Почему? Почему? Почему?..»

Вопрос звучал так сильно, так требовательно, что Ивану сделалось как-то не по себе. Надо было отвечать. Повесть повестью, еще неизвестно, как она пойдет, удастся или не удастся, все-таки он не писатель, а отвечать надо сейчас. Молчать нельзя. Ищи, сегодня ищи ответ, Иван Стремутка, завтра, может, и найдешь, но не было бы поздно. Время необратимо, а души человеческие что нива — посеянное обязательно взойдет, зерна и плевелы, добро и зло, радость и гадость — все всходит и плодоносит.

Он обещал не вмешиваться в вязниковский конфликт, он приехал как частное лицо, как родственник и земляк, никого не обвиняет, ничего не исправляет, только слушает. А кому он нужен в таком качестве? Нейтральных позиций природа не знает, нейтралитет — это прикрытое фиговым листком предательство. Есть только правда и ложь, добро и зло; полуправда — тот же обман, полудобро — то же зло. Итак, что делать? Уезжать или остаться? Выслушать с сочувствием близких, чтобы вложить их мысли потом в уста вымышленных героев, или влезать в конфликт, брать сторону правых и драться вместе с ними?

Ольга горячо, сумбурно говорила что-то о колорите и композиции, Садовский посверкивал из-под лохматых бровей черными своими угольками и, похоже, досадовал на многословие поклонницы, а у Ивана все требовательнее билась неспокойная мысль. Порядок и инициатива, покой и движение, опека и эгоизм — вот она диалектика жизни не на бумаге, не в учебнике, а прямо перед тобой, в знакомых лицах схватились эти единые и непримиримые противоречия. Как просто рассуждать холодным умом об отвлеченных материях и как непросто расставить живых людей согласно книжным категориям. И похоже, очень похоже, что брат пойдет против брата. А может, против сестры и зятя? Против этой умницы-болтушки и ее затурканного ревизорами мужа-директора? Против одинокого старика с детской душой и высоким талантом? Нет, нет, сердце говорит, что правые тут, на бугровской и вязниковской улицах. Вот они, правые, неправые, активные, нейтральные — все тут, хватит ума разобраться, расставить, осудить и оправдать? Такой ли, сякой ли, но ты все же судья, эта роль сегодня отведена тебе, и ты обязан ее принять.

Иван обернулся к Ольге и, не ожидая от себя такого тона, сухо-официально, даже грубо распорядился:

— Князева, не трать время попусту. Отправляйся домой и скажи Федору: немедленно хочу его видеть. Да, как корреспондент. Извините, Николай Михайлович, что распоряжаюсь в вашем доме. Иногда возникает необходимость…

— Мне-то что, Ваня, — сказал Садовский, проводив Ольгу. — Она обиделась. Женщина умная…

— И ленивая, — сердито договорил Иван. — Нет ничего хуже умных и ленивых российских интеллигентов. Только из-за их лени мы все еще… Ладно, не буду, я и сам недалеко ушел.

— Отчасти так, Ваня, — согласно кивнул Садовский. — Скажи, ты как поедешь — машиной или автобусом? Хочу уехать. Заскучал я, Ванюша, неуютно как-то… Твой окрик на Ольгу я понял так, что ты затеваешь драку, а я уже стар для этого.

Стремутка показал на портрет сестры:

— А это? Николай Михайлович, что это, как не драка? Скажу вам честно: хотел писать повесть… До той минуты, пока не увидел вашу работу. Разве мне сравниться с вами? Смогу ли я показать душу обыкновенного деревенского человека, как показали вы? Прытких много, и я в том числе, но прыткостью таланта не заменишь. Другое дело — газетная статья, тут я смогу кое-что. Вы правильно поняли: полезу в драку. Вы отчего-то хмуритесь…

— Ладно, Ваня, скажу тебе все: хотел тихонько уехать… — Николай Михайлович подошел к вешалке, достал из кармана куртки какую-то бумагу, подал Ивану. — От позора хотел уехать…

Бумага была иском прокурора к гражданину Садовскому, незаконно приобретшему домовладение в деревне Бугрово. Иск направлялся в народный суд на предмет расторжения договора купли-продажи…