А теперь о том уроке честности и хозяйственности, который был задуман нами и проведен на свой страх и риск. Ничего подобного в детских домах не полагалось, и потому не полагалось, что связано было с деньгами. Все педагогические рекомендации настолько тщательно обходили «денежный вопрос», что впору было допустить, что общество уже обходится без денег! Дети и деньги — это какое-то табу в педагогике: не прикасайся, и все тут. Я до сих пор не пойму жеманной стыдливости наробразовских дам, с какой они уходили от ответа на вопрос, почему дети не должны зарабатывать деньги, как будто речь шла о чем-то неприличном. Много позже я напишу повесть «Республика Семерицы», в которой деревенские ребята, живя в палаточном городке, устроенном для них умным председателем колхоза, зарабатывают своим трудом деньги, которые потом отдают в Фонд мира. Редакторша, прочитав рукопись, сказала: «С деньгами вы ловко выкрутились». Это значило, что если бы деньги остались в карманах ребят, то автор пошел бы «не в ту степь» и книжка не увидела бы света. И я понял, что за четверть века педагогическая наука в проблеме «дети и деньги» не сделала ни шагу вперед, хотя вся уже страна училась хозрасчету.
У нас был козырь, перед которым инспектора молчаливо отступали. Я говорил: «Мы — семья, и я в ней — батька, не могу же я допустить, чтобы мои дети, выйдя в жизнь, не умели обращаться со своим заработком». А примеры, когда «не умели», были уже на моих глазах. Старшие ребята уезжали в ФЗО, устраивали мы их в разные мастерские и на предприятия местной промышленности, срок ученичества там был небольшой, от трех до шести месяцев, по истечении которого они становились рабочими, и вот тут обнаруживалось, что они совершенно не умеют распорядиться своим небольшим заработком: в два-три дня истратят, а потом ходят голодными. В детдоме мы кое-как выкраивали им помощь, но все это было незаконно, и ревизия могла сделать на директора начет, а младшие братишки и сестренки, жалея своих, горевали, даже сухарики на печках тайком сушили, чтобы переслать с оказией старшим, и глядеть на это было, конечно, больно.
«У ребят должны быть деньги, — сказал я на педсовете. — Вы же видите, что получается…»
А педсоветы у нас были «общие», то есть решали все вместе — и педагоги, и рабочие. Рабочие — народ более практичный, умудренный житейски, им долго доказывать не надо, поэтому все, что касалось «жизненности», находило у них поддержку. Не без споров, конечно, но мы пришли к единому мнению: деньги ребятам нужны.
На чем все же основывается педагогическая боязнь денег? Деньги — это соблазны. Не дай бог, мальчишка купит папирос, или сядет играть в карты, или начнет воровать, появятся обман, стяжательство, словом, деньги — это взрослый мир со всеми его пагубными страстями, от которых ребенка надобно оберегать всеми силами и как можно дольше. При этом совершенно забывается другая сила денег, положительная, которая делает человека рачительным хозяином, и чем скорее ребенок научится понимать, что деньги — это его труд, старание, умелость, добросовестность, тем скорее общество получит надежного работника и сознательного гражданина. А уж какой стороной повернутся деньги к ребенку — всецело в руках педагога и родителей.