Масса… И тут берем массой. Надо бы качеством, а мы — количеством. И ведь очевиден уже порок, а всё — инерция, на преодоление которой уходит столько сил. «Количество» утверждает эталон посредственности. Это ими порождено: «до лампочки», «не возникай», «кому это надо?» и прочее в том же духе, порождено, агрессивно навязывается и, увы, утверждается как норма. Суетой вокруг дела они утверждают стиль имитации: не столько делай, сколько изображай деятельность. И посему они не приемлют критического взгляда. Не могут посмотреть критически на себя, на свою работу. Странно как-то получилось: ослабили общественное внимание к учителю — пошел в школу середняк; специалистов-технологов балуем заботой — нахраписто полезла средняя масса. И то плохо, и это нехорошо. В промышленности начался эксперимент: не количеством инженеров двигать прогресс, а их качеством. Дойдет ли очередь до села? Тут удивления достойно другое: зачем надо было селу повторять то, что в промышленности стало уже тормозом? А ведь повторяем зады буквально во всем: в жилищном строительстве, в бытовом благоустройстве, в механизации производства, в организации труда — так и плетется село, повторяя отвергнутое, как устаревшее, городом. Вот и с корпусом технологов: взяли заводские нормы нагрузки в «лошадиных силах» и расписали штаты — пребывайте в безделье. Хотели двинуть производство количеством — получили ленивую посредственность. А ведь уже видно было: надо делать ставку на с п о с о б н о с т ь. В условиях общественной собственности конкуренции нет, но должно быть соревнование способностей на лучшую постановку дела. Если соревнование не отлажено, утверждается посредственность. Потому и важно начать выявление способностей именно в школе.
* * *
Себеж был для меня не только педагогической школой, тут начиналось постижение гражданственности. Край был разорен зверски. Я не назову по памяти точных цифр, сколько сожжено деревень, сколько расстреляно людей, помню лишь военную сводку: за четыре месяца, перед освобождением края, фашисты провели восемнадцать карательных экспедиций, в которых участвовало пятнадцать тысяч солдат с танками и артиллерией. Можно себе представить, что оставалось после них — мертвая пустыня!
В повести «Как жить будете, мальчики?» я рассказал историю постройки избы для партизанской вдовы с детьми. Детский дом, будучи сам еще на нищенском положении, помогал и строиться, и обзаводиться скотом, раздавая за бесценок поросят со своей небольшой фермы, и подкармливал и одевал деревенских ребят, делился всем, чем мог. Район считал нас «организацией», способной помогать деревне, и мы принимали это как знак доверия и свой долг. Хотя, не скрою, иной раз, когда чересчур наваливали, возникало желание и отказаться, сами ведь едва встаем на ноги, но, поразмыслив, все же находили возможность и выполняли задание. Мы жили нравственным законом того времени: тебе плохо, но людям еще хуже — помоги, поделись, выручи. Эгоизм был нашим врагом номер один, и мы не пускали его в свою семью.