Не знаю большего очарования, чем теплая осенняя ночь в лесу у костра! Огонь, потрескивая, то взметается в темное небо, рассыпая золотые искры, то приседает, утихая, то смирно лижет тлеющие жаром головешки, и от этой его пляски круг света то расширяется, раздвигая границы ночи и открывая стволы берез и сосен, то сужается до кольца сидящих вокруг ребят, и тогда лес темной стеной подходит к спинам, дышит в затылок и кажется, что кто-то подкрадывается сзади, вот-вот прыгнет на спину, и так хочется оглянуться, отпрянуть, но делать этого нельзя, потому что робость твоя сразу будет замечена. Огонь надо подновлять, ходим по очереди, тут вот и выясняется степень храбрости. Одни идут далеко, выходя за круг света, другие топчутся поблизости и приносят хворостинки, что валяются под ногами и сгорают вмиг. Я дивлюсь ребячьему милосердию: они не смеются над робкими, не то что мы, бывало, в ночном — проходу не дадим пугливому.
Скоро ребят смаривает сон, они засыпают вповалку, завернувшись в пальтушки, а я сижу у костра, помешиваю угли и гляжу на спящих. Меня уже не терзают сомнения — надо было их вести сюда или не надо, я думаю о том, что, если взялся за гуж, не говори, что не дюж, тяни свой воз не вполсилы, а во всю, какая есть. Я сижу и выдумываю новые «шутки», как сказал Коля. Вижу, как он ворочается, не спит, вот приподнял голову, глядит на меня. «Спи», — говорю ему шепотом, а он садится, позевывает и буднично так говорит: «Костер гаснет, дров нету». И поворачивается лицом к темноте, потом встает и удаляется. Я слышу его осторожные шаги — наверно, идет вытянув руки вперед, ощупью ищет сушняк. Раздается хруст — отломана одна ветка, другая… Я считаю хрусткие, как из пугача, хлопки и думаю: а ведь я так и не наказал его за ослушание, наверняка получу от воспитательницы упрек в потакании — болеть за свой авторитет мы умеем…
Я уже не могу вспомнить всего, что было у нас потом. Были и лыжные походы в метель — в метелях своя красота и свое мужество преодоления, были ночевки в поле, рыбалки на заре, походы по деревням, по городам, игры-шутки, работа — и всякий раз нас окружала, лечила, лелеяла изумительной красоты природа. Такую же красоту мы начали создавать и на своем дворе: разбили сквер, обсадили все здания березами, липами, сиренью, высаживали много цветов, насажали яблоневый сад. Все это растет и сейчас, кроме цветов. В совхозе, который занимает теперь наши постройки, некому заниматься цветами, они не входят в планы производства. А скорее всего, по той причине, что руководителей хозяйства никто не научил в детстве видеть красоту, понимать, что она значит для человека, — их остается только пожалеть. Воспитание без приучения к красоте — неполноценное воспитание.
В повести «Крестьянский сын» я рассказал о сельских учителях. После войны, когда открылись детские дома, а открылись они почти в каждом районе, учителей посылали туда воспитателями. И всего-то десяток из двух-трех сотен на район, кажется, пустяк, но найти их было не так просто. Первая трудность — негде было жить, поэтому пожилые, семейные, у которых был какой-то кров, не соглашались переезжать; вторая — хотя зарплата воспитателя приравнивалась к учительской, но нагрузка была несравнимой: учитель занят в школе 4—5 часов, воспитатель в детдоме фактически не менее двенадцати, к тому же на нем — материальная ответственность, он отвечает за все, что на ребенке и для ребенка, третья, самая главная, — не каждый учитель годится на роль воспитателя.
Ни одно педучилище, ни один педвуз не готовили воспитателей. Теперь-то в педучилищах есть отделения, которые выпускают воспитателей детских садов, это далеко не то, что требовалось нам тогда и требуется детдомам: сегодня, но все-таки кое-что… Главное — есть база, специальная подготовка, на основе которой специалист может совершенствоваться. Видимо, все дело в массовости профессии и ее перспективе. Детские сады сегодня обязательная «принадлежность» каждого села, не говоря уже о городе, и будущее у них безграничное, поэтому и готовим специально для них кадры. Детские дома были явлением временным, можно было обойтись учителем, и педагогическое ведомство не сочло нужным утруждать себя подготовкой специалистов. Все так, мы обошлись учителем, но попытаемся заглянуть в завтра. Есть у нас школы-интернаты, есть детские дома, я не знаю точно, сколько их, но полагаю, немало. Число их будет расти или будет сокращаться? Судя по тому, что происходит с семьей (она крайне неустойчива, случилось что с матерью — и ребенок сирота), надо думать, что нужда в детских учреждениях подобного типа останется долго, следовательно, нужны и специально подготовленные воспитатели.