Депутатский запрос

Нина Бурнашова, преподаватель музыкальной школы: «Хочу поблагодарить Вас за замечательную повесть «Земляки». Во-первых, за постановку проблемы «землячества», которая, похоже, давно уже не частная и не локальная проблема. Мне приходилось видеть, как сплачивались «земляки» отнюдь не в правом деле… От землячества до национализма всего полшага, и чем дольше на него закрывать глаза, тем быстрее оно набирает свою страшную силу… Ведь доходит до того, что чувствуешь себя неполноценным от того, что не желаешь ловчить, обзаводиться выгодными связями, любыми способами «бороться» за благополучие…»

Такая вот почта. Значит, повесть нашла своего читателя.

* * *

Я остановился на… рассудительности. Давно собирался поразмышлять о собственном бездумье. Конечно, в утешение себе можно спросить: «Много ли ты знаешь жизней, прожитых без ошибок?» Наверно, таковых вообще нет, ибо всякая жизнь — это тропа в целик. Всяк свою тропу торит, а потом они сложатся в широкую дорогу поколения, на нее будут оглядываться впредь идущие, но пойдут опять же своими тропами-дорогами, на которых натворят своих ошибок. И так до бесконечности…

Занимает меня вот какой вопрос. К педагогической деятельности я был подготовлен, но исполнял ее все-таки не механически. Что такое профессиональная подготовка? В двух словах сказать — это усвоение опыта. Накопленного до тебя, изложенного в учебниках и преподнесенного тебе с большей или меньшей дозой ортодоксальности — в зависимости от степени критической настроенности преподавателя. У меня, правда, было так, что учебник я усваивал одновременно с собственным опытом — учился заочно, — это в какой-то мере избавляло от механического заучивания и побуждало к критическому восприятию написанного. Но это все же деталь. Я думаю, не следовать учебнику слепо, а искать свои пути в воспитании заставляла нас  о т в е т с т в е н н о с т ь  за судьбы ребят. Такая ответственность, которая ложится только на тебя и перекладывать которую на кого-то другого желания нет, более того, ты даже противишься чужой ответственности, хочешь отвечать  б е з р а з д е л ь н о. Это — т в о е  дело, ты  г о т о в  к ответу за него. Оно — исключительное, ты это понимаешь, и понимаешь, что исключительное оно потому, что много-много солдат не пришло с войны, а ты вот уцелел и пришел, потому и обязан взять на себя, то есть ты готов отвечать лично и безраздельно.

К хозяйственной же деятельности сельского учителя не готовят. Хорошо это или плохо? Я думаю, плохо. Какие-то основы хозяйствования давать все-таки следовало бы. Школа — тоже хозяйство, и его надо уметь вести, но помимо школы, я уже говорил, учителю приходится участвовать в жизни колхоза или совхоза. В какой бы роли он ни выступал: пропагандиста, руководителя общественной организации, воспитателя в лагере труда и отдыха, лектора, депутата сельсовета, — без знания хозяйства нельзя, никто слушать не станет, а если учи́теля не слушают, он не учитель.

Учитель как-то приноравливается: то самоучкой постигает, то от родителей кое-что помнит, то чужого опыта наберется. Лет пять поработает — глядишь, на сессии сельсовета бракоделов обличает, на родительском собрании о саде-огороде умную речь ведет, на картофельном поле может о себестоимости с ребятами поговорить… Жизнь научит…

Все это так, но вопрос-то вот в чем: почему детдомовское хозяйство вел я более-менее разумно, прежде чем начинать дело, думал — накормлю ребят молоком или обещаниями, а будучи секретарем парторганизации в колхозе, и вопроса не задавал, сулит ли что-нибудь колхознику торфоперегнойный горшочек? В детдоме я был хозяин, в колхозе — исполнитель предписаний. Колхозом руководил не я. И не председатель. И не правление. Мы только исполняли. Но, черт возьми, в детдоме я тоже обязан был исполнять, однако ж «самовольничал»! Да, «самовольничали» и в колхозах. Те, кто хотел брать ответственность на себя. Те, кто думал, чем накормит колхозников: хлебом или обещаниями? Когда я встречу и познакомлюсь с такими руководителями, тогда и начну искать в себе причину бездумья.

5 сентября 1984 года