– И за то вы его убить готовы? – уточнил лишь.
– Не то что убить – живьем в землю вогнать! – Сопля ответил до того страстно и яростно, что Даниле сделалось его жаль – невзирая на происшествие у ворот «Ленивки».
– Ну так и незачем стараться… – Тимофей помолчал и решительно возвысил голос: – Лежит ваш Перфишка на берегу под забором вторые сутки! Крови на нем нет – кулаком, выходит, били!
И указал рукой в сторону реки.
– Под каким забором? – спросил озадаченный Сопля.
– Да под вашим же. Вы на этом дворе ведь стоите? Ну так как с реки к переулку подниматься – по левую руку.
– Перфишка? – переспросил Одинец. – Точно он?
– Пошли человека проверить, – предложил Тимофей. – А мы подождем.
– Да что ж это деется?! – завопил вдруг ткач. – Вы-то разбежитесь, а тело-то – под моим забором!..
– Давай-ка, Клим, беги с Вавилой, поглядите, – велел Одинец.
Клим кинулся бежать по переулку, за ним – Вавила с фонарем. Опять наступил мрак.
Бойцы, сбившись вместе, неслышно совещались. Конюхи тоже сошлись потеснее.
– Их разделить надобно, – прошептал Данила. – Сопля Одинцу говорить мешает. Без Сопли Одинец проболтается…
– Разделю, – пообещал Тимофей. – Что, Богдаш, потешил душеньку?
– Для стеночника он хорошо бьется, а настоящего охотницкого боя не знает, – сказал Желвак. – Погоди, Данила, научу. Ты о того Соплю сапоги однажды вытрешь. Он что умеет – стенку с разбега прорывать и быстро кулаками в разные стороны садить. Никто ничего и понять не успел, а он уж стенку прошиб, за ним клин попер. Одно слово – надежа-боец. А для охотницкого боя верный глаз нужен…
– Я те научу… – проворчал Тимофей. – Нам Данила живым надобен!
Семейка беззвучно рассмеялся.
– Ты, Тимоша, коли хочешь отсюда живым уйти, отошли Данилу-то, – посоветовал он. – Пусть тихонько уйдет да поблизости затаится, пока темно да никто на нас не глядит. Давай-ка, свет, пригнись да вдоль забора и прошмыгни, а мы тебя прикроем…
– Для чего? – удивился Данила.
– Делай, что велят. Хоть в сугроб закопайся, а чтоб я тебя не видел! – велел Тимофей.
Конюхи, словно бы продолжая совещаться отошли к забору. Данила, держась так, чтобы между ним и бойцами все время были плотно стоящие товарищи, начал отступать к реке.
– Аким! Аким! – раздались крики.
Фонарь возник из-за угла и, мотаясь во тьме, стал быстро приближаться. Ткач Клим и Вавила, не заметив замершего впритык к забору парня, с громким топаньем бежали к своим.
– Точно ли Перфишка? – крикнул Одинец.
– Он самый!
Гонцы подбежали и, поскольку самое главное уже успели выкрикнуть, принялись истово кивать.
– Вот ведь стервец! – воскликнул Сопля.
– А теперь я скажу, – Озорной заговорил густым голосом, властно и весомо. – Сдается мне, что все как раз наоборот вышло. Что не Трещала с Перфишкой Рудаковым у вас бойца свели, а свел его Перфишка у Трещалы для вашей стенки, и привел, и с рук на руки сдал.
– Ты что несешь? – возмутился Сопля.
– И вы тому Перфишке платить не хотели! И кто-то из вас его там, под забором, и упокоил!
Ответом на такое заявление была сперва тишина, потом разномастная ругань.
– Ты меня гнилыми словами не навеличивай! – обратился Тимофей к главному ругателю. – Ты мне лучше растолкуй, откуда мертвое тело под забором взялось!
– А я почем знаю! – Сопля обернулся к бойцам. – Что, ребятушки, не выдадите?
Бойцы согласно загудели.
– На свою голову вы, конюхи, то тело сыскали, – нехорошо скалясь, сказал Сопля. – Так, Аким? Так, мои соколы?
Одинец ничего не ответил. То ли слишком медленно осознавал опасность, то ли думу какую-то неожиданную думал…
– А ты только замахнись кулачищем-то! – отвечал Тимофей. – И верно сказано: ворона сове не оборона!
– Ты к чему?
– А к тому – вы сами себя соколами зовете, а хуже старой вороны! Парень-то наш давно ушел! Сейчас стрелецкий караул приведет! Ты, Сопля, до четырех-то считать обучен? Или только кулаками махать горазд?
– Ушел?! Вы, ироды, куда глядели?!
– Удрал! – подтвердил Тимофей. – Он у нас самый молодой, ноги быстрые, он теперь, поди, уж по льду до Крымского брода добежал! Вот сейчас и выскочит на Остоженку! Там вам не Хамовники – там стрелецкого караула дозваться легко!
– Ах ты!..
И тут оказалось, что, в отличие от Одинца, решения Сопля принимал очень быстро.
– Молодцы! Разбежались, живо! Не было вас тут! – негромко приказал он.
Но Семейка расслышал.
– Погоди суетиться, свет! – сказал он, выходя на видное место. – Нам ведь покойник-то ваш не надобен, мы еретическую грамоту ищем. Коли вся свара между вами из-за бойцов, которых переманивают, так мы от вас и отвяжемся. А что, Тимоша, не поставить ли на одну доску Одинца с Соплей и Трещалу? Там и видно будет, кто врет!
– Как это – на одну доску? – спросил Одинец. – В приказе, что ли?
– Опомнись, свет, ночь на дворе, какой тебе приказ? – удивился Семейка. – Остановим извозчика да и доедем до Яузы, до Трещалина двора. Вы двое да нас трое – вот и пятеро. Коли большие розвальни попадутся, то и поместимся. Вызовем Трещалу…
– Не выйдет, – хмуро буркнул Одинец.