Деревянная грамота

– Выходит, он, – и Данила повесил голову.

– Неужто за то его пришибли, что знал, где наследство? – сам себе не веря, произнес Богдаш. – Чтобы не проболтался. А, Семейка?

– Может, шел к Одинцу правду рассказать, а за ним – добрый человек с кистенем? – предположил Тимофей.

– Но коли грамота у Одинца?… – воскликнул Данила.

Дельце запуталось еще крепче. Кому и зачем понадобилось отправлять на тот свет Перфилия Рудакова, было совершенно непонятно.

– Что с телом делать будем? – спросил Богдаш. – Стрелецкий караул позвать, что ли?

– Тут тебе не Белый город и не Китай-город, тут тебе Хамовники, – напомнил Тимофей. – Хоть до завтра глотку дери – никакой стрелецкий караул не явится. Сами ткачи за порядком следят. А теперь ткачи гуляют…

– Оставим так, светы, – решил Семейка. – До утра с ним, я чай, ничего не сделается. Утром я до Земского приказа добегу, пусть за ним пришлют сани. Ну, идем, что ли, поглядим на Одинцовы ворота?

– Не идем, а бежим, – вдруг сказал Богдаш и сунул в снег догоревшую до пальцев бересту. – По реке сюда люди движутся, как бы не Одинцовы! Они, видать, последние бои досмотрели да и домой собрались. А нас-то всего четверо!

– Уносим ноги, – добавил Семейка и первым поспешил к переулку.

Надо полагать, люди, приближавшиеся по реке, издали увидели у забора Одинцова двора огонек. Был, был и вдруг потух. Но прежде успел осветить каких-то подозрительных молодцов. Молодцы растаяли во мраке, но глазастый человек мог бы, забежав вперед, увидеть тени в переулке.

И еще – среди крепких мужиков, вся сила которых, несомненно, была в могучей груди, дубовых плечах да здоровенных кулаках, оказался один умный. Он велел шуму не подымать, а разделиться, чтобы часть народу выбралась на берег раньше, у иного переулка. Таким образом он собирался взять неизвестных злоумышленников на улице в клещи. И ему это удалось…

– Стой! Стой, бляжьи дети! – раздался не глас человеческий, но звериный рев.

И навстречу конюхам выскочило несколько бойцов, и встали те бойцы так, как становятся в стенке.

Не успел Семейка, шедший первым, крикнуть своим «Назад!», как и сзади заорали, загалдели:

– Имай их, имай! Вавила, фонарь тащи! Васька, крыло держи!

– Это кто тут балует?! – громогласно спросил Тимофей. – Кто государевой службе прохода не дает?!

– А вот уложим на снежок, там и поглядим, какова вы есть государева служба! – отвечал глумливый голос. – Да и спросим, кто вашего позорника Трещалу на царство венчал!

– Бить будут, – негромко заметил Семейка. – Ну, коли сами напали, сами пусть и защищаются. Держись при мне, Данила, у меня кистень.

– Я сейчас их главного выкрикну и с ним схвачусь! – весело пообещал Богдаш. – Посмотрим, кто кого! А ты, Данила, от меня далеко не отходи, коли что – прикрою…

Тимофей же молча шагнул к забору. Забор был обыкновенный – в землю вбиты колья, поперек приколочены доски. Ухватив верхнюю двумя руками, а ногой упершись в то место, где со стороны двора полагалось быть колу, Тимофей рванул изо всей силы, раздался треск – и он отскочил с краем длинной доски. При этом ловко извернулся, опять оказался вплотную к забору и изготовился сделать следующий рывок.

– Ко мне, Данила! – крикнул он при этом. – Нам все дозволено, мы – государева служба!

– Да что ж ты, ирод, мой двор разоряешь?! – заорал ошарашенный этим деянием мужик – надо полагать, хозяин двора, ткач.

– А вы чего на государеву службу поперли?! – загремел Тимофей. – Щас и не так тебя, дурака, разорю! По бревнышкам раскачу!

– Какая вы служба! Вы – шпыни ненадобные, теребень кабацкая, страдники, псы бешеные, воры! – отвечал уже иной голос. – Ужо мы вас обротаем!

– Это кто там таков грозен? – сразу же принял вызов Богдаш. – Ну-ка, молодец, выходи из толпы! Дай на тебя поглядеть, прежде чем уложить!

– Вавила, сучий сын, где Вавила?! – грянуло и спереди, и сзади. Посланный за фонарем Вавила где-то запропастился.

– А сам-то ты кто таков? Набрал ваш Трещала всякой шелупони, подлого люда, безместных попишек, да и гордится?! Я всех ведомых бойцов на Москве знаю – тебя не видывал!

– Да ты и теперь меня не видишь! – радостно завопил Богдаш. – А ну, выходи, что ты там за спинами отсиживаешься? Это тебе не в стенке в третьем ряду стоять, потылье охранять! Ну, вылезай, переведаемся! Жаль кулаков, да бьют же дураков!

Данила даже усмехнулся – задирать Богдаш был мастер.

– Вавила! Зашибу! – крикнул еще кто-то, и наконец возник фонарь.

Многократно изруганный Вавила подбежал туда, где тесно встали конюхи, но слишком приближаться не стал.

– Выше фонарь держи! – И из толпы бойцов вышел долговязый, в щегольской шапке с отворотами набекрень, узколицый, с короткой рыжеватой бородой. – Ну, так и знал! Гляди, Аким, вон тот нас у «Ленивки» выслеживал! Я его узнал – у него рожа кривая!

Теперь и Данила признал Соплю.

– Ты, что ли, охотницкому бою учился? – пренебрежительно спросил Богдаш. – Ну, скидывай шубу, выходи! Выходи на кон!

– Стой, Сопля! – Тут появился человек, на которого стоило лишь раз поглядеть, чтобы назвать записным бойцом.