Деревянная грамота

– А вон там, светики, Аргамачьи конюшни, – сказала находчивая Домнушка. – Пойдем, поглядим, может, кто на аргамаке выедет? У них вместо поводьев цепи гремячие, и на подковах цепочки коротенькие, чтобы звенело! У них сбруя вся в серебряных и золотых бляхах, а гривы им в косы плетут, и те косы до самой земли…

– И косники вплетают? – радостно спросила дочка.

– Лентами перевивают, и внизу под уздечкой шелковая ворворка подвешена, головка жемчугом оплетена, вот такая!

Домна показала руками, что у подвесной кисти-науза головка не менее чем в полторы пядени обхватом, да сама кисть – в четверть длиной.

Хорошо, когда Домна детей к конюшням повела, оглянулась – Наталья встала у стенки и шагу сделать не в силах. Вот ведь что случается, когда чересчур долго о молодце думаешь…

– Пойдем, матушка, поглядим на аргамаков! – Домна ухватила подружку под локоть и поволокла, а сама принялась ей, чуть ли не подпрыгивая на ходу, шипеть в прикрытое убрусом ухо. И ругнула, и ободрила, и пригрозила…

Никаких аргамаков они не увидели, хотя и дошли до самых Боровицких ворот. Зато увидели конюхов – двоих, росту среднего, вида не совсем молодецкого, один – приземист, черноволос, нос – репкой, борода вширь растет, другой – как есть татарин, только волосы словно выцвели, а глаза прозрачны, как вода в ручье.

– Они… – шепнула Домнушка. – Их мне показали…

– Кто?… – без голоса, одним дыханием, спросила Наталья.

– Товарищи его – Тимошка Озорной да Семейка Амосов… Гляди, гляди, куда пошли… Встали…

– Точно – они, – согласилась Наталья, хотя ночью, в суете, товарищей своего ненаглядного совсем не разглядела.

– Но, коли эти тут, то и твой поблизости…

– Ах!..

– Тише, дурочка…

Конюхи, толкуя, где бы пообедать, заодно вспомнили и Желвака, дивясь тому, что запропал. Но этого со стороны слышно не было.

Мальчишки с полными горячих пирогов лотками и лукошками бегали по Кремлю, но недавно конюх Родька Анофриев отравился так-то тухлой зайчатиной – веры мальчишкам не было.

– Каши нам с поварни вынесут, – имея в виду, что государевы кухонные мужики, стряпающие на несколько сотен рыл придворного народу, помереть голодной смертью конюхам не дадут, сказал Тимофей. – А коли тебе так уж подового пирожка с говядиной захотелось, так пойдем на торгу у Власия купим, он тухлого не подсунет.

– Надо же напоследок душу потешить, – ответил Семейка. – Со следующей седмицы – Масленица, и никакой тебе говядины! А потом и вовсе Великий пост.

Конюхи неторопливо пошли через весь Кремль к Спасским воротам, а обе женки с детьми увязались следом.

– Они нас к твоему-то выведут, – шептала Домна. – Погоди, погоди, все, с Божьей помощью, наладится…

На торгу конюхи останавливались потолковать со знакомцами, и Наталья с Домной тут же делали вид, будто прицениваются к товару.

– Ты гляди, гляди… – шепотом требовала Домнушка, которой малый рост не позволял уследить за конюхами в толпе. – Куда повернули-то?

Наталья только что за сердце не хваталась всякий раз, как Тимофей или Семейка поворачивались. Боялась – узнают, а почему боялась, сама бы объяснить не могла. Торг на то и торг, чтобы все туда приходили, и ее блудное намерение на лбу пока не написано…

И добоялась – когда Тимофей, который слежку уже наловчился не то что носом, всей шкурой чуять, вдруг резко развернулся, развернулась и она – достаточно быстро, чтобы заподозрить неладное.

Она не видела, как Озорной дернул за рукав Семейку да два кратких словца на ухо шепнул. Когда Домнушка возмущенно развернула ее лицом к конюхам, тех уже поблизости не оказалось. Исчезли.

– Ахти мне!.. – прошептала Наталья.

– Далеко не ушли, – ответила Домна. – Идем!

И потащила одной рукой дочку Татьяницу, другой же Наталью, прямо через толпу.

Когда вот так ломишься: не имея возможности пихаться локтями, потому что обе руки заняты, того и жди, что кто-то, даже без дурного намерения, а лишь чтобы пройти, с силой оттолкнет. Так вышло и с Домной – толкнули, проехала по утоптанному снегу и прижалась щекой к чьей-то спине. Грубое суконце оцарапало щеку, Домна дернулась и задрала подбородок. Спина оказалась удивительная – все не кончалась. И более того, Домна увидела рядом со своим носом длинную русую косу в руку толщиной. Она еще чуточку подняла голову и увидела, что коса начинается от шапки с рыжей меховой опушкой.

– Господи, спаси и сохрани!.. – прошептала Домнушка. – Натальица, глянь – девка!..

Как ни горела Домна желанием отыскать для подружки ясного сокола, однако и любопытства бабьего никто не отменял. Ей отчаянно захотелось увидеть лицо рослой девки, и она, отпустив Натальину руку, вывернулась сбоку – да и замерла!

Девка стояла лицом к лицу с подружкиным непутевым мужем, а тот, хорохорясь, как петушок, радостно назначал ей встречу в сумерки у Земского приказа с тем, чтобы повести с собой в Замоскворечье…

Тут-то и уверовала Домнушка в Божий промысел!

Пока ее подружка от живого мужа за ясным соколом гоняется, муж-то и сам с пути сбился! Да еще какую девку уговаривает! Поменьше, что ли, на всей Москве не нашлось?