Деревянная грамота

Стенька махнул рукой, решив, что до Масленицы немного осталось, а на Масленицу, когда вся Москва будет развлекаться и ликовать, Наталья помягчеет. И даже не стал задумываться о ее причудах, и без того мысленных трудов хватало.

А меж тем вовсе не гордость и не обида владели женой. Наталья влюбилась.

Поди не влюбись, когда такой молодец, как Богдан Желвак, в очи глядит и прельстительные слова на ухо шепчет!

На Стенькины уговоры Наталья поддалась довольно скоро – трудно, что ли, по Никольской прогуляться, в окрестных церквах, принарядившись, помельтешить, к тому же, в Стрелецкой замоскворецкой слободе живучи, где все между собой знакомы, она малость заскучала. И еще треклятая медная сковородка!

Когда Богдаш нагнал ее в переулке, Наталья торжествовала – значит, еще хороша собой, коли такого красавца заманила! Прибежав же домой с победным известием, призадумалась…

Немудреные слова говорил Богдаш, да как глядел!.. Как дыханием ухо и щеку обжигал!..

Первым делом рассказала Наталья, как мужу в служебных делах помогает, подружке Домне Патрикеевой. Домнушка только ахнула.

В отличие от Натальи, которая до свадьбы жениха, может, раза два и видела, Домна со своим Михайлой вместе выросла и задолго до венчанья его полюбила. В последние разве что года полтора мать, словно спохватившись, стала за доченькой присматривать, и именно это пошло на пользу супружескому счастью: шестнадцатилетняя Домна и семнадцатилетний Михайла, лишенные возможности открыто беседовать и смеяться на улице у калитки, стали решительно искать тайных встреч. Они не нарушили девства, краснеть им было не за что, но к свадьбе оба до того друг друга хотели – огнем горели. Вот и пошли у них детишки – один за другим!

Домнушка Наталью жалела – мало того что с муженьком не слишком повезло, так еще и ребеночка Бог не дает. Узнав про статного молодца, который затмил подружке ясный свет, она и развеселилась, и советы давать принялась, как принарядиться да что молодцу говорить. И казалось обеим женкам, что до сей поры они не то чтобы спали – подремывали, а теперь словно проснулись, оживились, радость жизни ощутили.

Летела Наталья, как мотылек на огонь, и от мученья своего, от необходимости и мужу об успехах доносить, и Богдана от беды уберечь, совсем с ума сбредать стала. Дважды уж совсем готова была уступить, да изворачивалась. Богдаш не унимался, и, совсем запутавшись, Наталья одной рукой его отталкивала, а другой к себе манила, и доманилась!

Ночью, когда выяснилось, что не только Земский приказ, но и конюхи ловушку поставили, Наталья и дара речи лишилась, и соображения. Выяснилось, что нежности, нашептанные на ушко, и объятия горячие, и быстрые поцелуи – все это было лишь средством вызнать какие-то смутные тайны Печатного двора. О том, что ее взгляды, объятия и поцелуи были тоже средством – завлечь в засаду предполагаемого посланца Немецкой слободы, она в тот миг как-то не подумала. И злосчастные слова о сковородке вырвались у нее от глубочайшей обиды и великой растерянности…

Уже на следующий день, разругавшись с мужем, она побежала к Домне.

Коли подумать – оба были хороши, и Богдаш, и Наталья. Но не получилось сразу разлюбить молодца – глубокая оказалась заноза! И знала Наталья, что никакой любовью Богдаш не пылал, а вспоминала то словечко, то взгляд, и жаром ее обдавало, и земля из-под ног плыла.

Умница Домнушка догадалась – к другой стрелецкой женке побежала, к третьей, к четвертой, и вызнала, который полк в Кремле теперь караул несет, да у кого из того полка родственник на Больших конюшнях служит, а от Больших конюшен, что в Чертолье, до Аргамачьих – рукой подать!

Знал бы Желвак, как много про него разведала ловкая женка! Первым делом – не женат ли. Оказалось – нет, и даже не был. Разве что еще задолго до чумы овдовел. Затем – каково звание. Оказалось – стряпчий конюх, у государя на виду. Потом – какие слухи о нем ходят. Оказалось – из тех конюхов, которым сам дьяк Башмаков поручения дает… Вызнала Домнушка и распорядок дня на конюшнях – когда встают, когда коням корм задают, поят, чистят, моют, вываживают, а также – где и как конюхи кормятся. Все это она исправно Наталье рассказала.

– Ты, свет, не горюй! Не может же быть, чтобы в нем ничего не шелохнулось! Тогда-то вы оба растерялись. А ты ему на глаза попадись, тогда и гляди, удержит ли, пойдет ли следом! Ты, главное, сперва его высмотри, потом следом пойди, а потом, будто ненароком, ему навстречу и вывернись! Вот увидишь – дрогнет сердце!

Вдохновленная этими страстными речами, Наталья с утра собралась идти разыскивать Желвака. Первым делом, выпроводив мужа, достала и поставила на стол свой уборный ларец.

Она получила его в приданое и понемногу наполняла всем тем, что требовалось молодой женщине для красы.