Дождь снова собирался, дневной свтъ былъ ослпительный, изсиня блый. На земл были желтоватыя лужи отъ дождя, он морщились отъ налетвшаго втра, и круги расходились по нимъ отъ изрдка падавшихъ капель. Не надялся ли дождь смыть всю эту грязъ, вымыть эти лохмотья, омыть эти трупы? Сколько бы слезъ не лилось съ неба, разразись даже потопъ, ничто не смоется. Нтъ, цлое столтіе дождей не смоетъ всего этого.
Передъ нами нтъ никакого загражденія, ни одного кола, ни одной желзной проволоки. Бугры, ямы, исковерканная земля, усянная осколками, и въ тысяча двустахъ метрахъ роща, которую предстояло взять и отъ которой остался только рядъ ободранныхъ стволовъ.
Говорили, что наступленіе назначено на восемь часовъ, но въ точности никто ничего не зналъ.
Свернувшись подъ одялами, солдаты еще дремали, и посланные изъ службы связи шагали второпяхъ черезъ нихъ, не зная, живые ли это или мертвые.
— Это убитый?
— Нтъ еще, подожди до вечера, — ворчалъ человкъ, подбирая ноги.
Разговоровъ не слышно было. Нкоторые ли, и на хлбъ ихъ стекали дождевыя капли съ касокъ, другіе, согнувшись, ждали, молча, ни на что не глядя.
Между взрывами тяжелая давящая тишина наступала въ окоп, и, когда я смотрлъ на лица товарищей, мн казалось, что въ глазахъ ихъ можно прочесть одну и ту же мысль, какъ бы отраженіе блдно-синяго неба.
Вдругъ стали передавать команду:
— Передавайте дальше, часы полковника…
Часы передавали изъ рукъ въ руки, и взводные командиры провряли свои. Это была небольшая серебряная вещица, выпуклая, съ вырзанными на ней гирляндами розъ. И она, только она одна знала, когда наступитъ тотъ часъ, та ужасная минута, когда придется выйти изъ нашихъ норъ, ринуться въ дымъ, прямо противъ пуль.
— Я купилъ такіе же своей маленькой дочк, — сказалъ мн товарищъ.
Жильберъ, всегда немного возбужденный въ дни, когда предстояло серьезное дло, былъ странно спокоенъ въ это утро. Онъ, молча, смотрлъ на рощу, на роковой лсъ ободранныхъ стволовъ, откуда поднимался дымъ отъ снарядовъ. Какъ онъ далеко… Сколько пулеметовъ можетъ быть у нихъ?
Ему было такъ холодно, что онъ не чувствовалъ въ правой рук мокраго ствола винтовки. Странно, вс эти дни ему было холодно, но такую слабость въ ногахъ, пустоту въ голов, такую тревогу въ сердц онъ чувствовалъ впервые…
— Пойди, присядь, Жильберъ, — сказалъ ему Сюльфаръ, — здсь сухо, хорошо.
Мы втроемъ тснились подъ навсомъ, сдланномъ изъ двери отъ сарая, которую удерживали въ равновсіи мшки съ землей на бруствер, и безъ всякаго аппетита, чтобы убитъ время, начали коробку съ обезьяньимъ мясомъ.
Жильберъ не обернулся. Онъ вдругъ вытянулъ шею и крикнулъ:
— А!
Въ то же мгновеніе послышалась ружейная стрльба, взрыв гранатъ, весь шумъ внезапно разразившагося сраженія.
Рикордо, сидвшій при вход въ землянку, выбжалъ и, не обращая вниманія на свиствшія пули, вскочилъ на мшки съ землей и взглянулъ поверхъ бруствера: наступленіе началось. На пол видны были небольшіе клубы дыма отъ взрывающихся гранатъ и густыя облака отъ взрыва уже подоспвшихъ пушечныхъ снарядовъ. То пригибаясь къ земл подъ залпами, то вновь поднимаясь, наши наступали. Разсяные, разбросанные, они были такіе маленькіе, что казались затерянными на этой огромной равнин.
Рикордо машинально подтянулъ свои ремни и кричалъ срывающимся голосомъ:
— Это невозможно, они ошибаются… Остается еще часъ… Ружья на перевсъ!.. Нтъ, нтъ, отставить, еще не время… Это ошибка… Скорй, передавайте дальше капитану: „Что нужно длать“?…
Онъ ошаллъ и бгалъ по окопу, расталкивая насъ, выскакивая наружу, становясь во весь ростъ на обсыпающіеся мшки, и старался увидть, что длаютъ другія роты. То тутъ, то тамъ какъ бы нершительно выходили взводы. Въ двухстахъ метрахъ офицеръ длалъ намъ знаки, которыхъ мы не понимали, и за нимъ виднлся въ окоп сплоченный отрядъ, ощетинившійся штыками.
— Все равно, идемъ, — воскликнулъ Рикордо, внезапно поборовъ свою нершительность.
Безъ всякой команды, онъ вскочилъ на брустверъ, пробжалъ нсколько метровъ, затмъ, какъ бы вспомнивъ о насъ, онъ обернулся и закричалъ, не останавливаясь:
— Впередъ!
Въ окоп зашевелились и задвигались. Брустверъ во всю длину обвалился, мшки свалились. Карабкались, подталкивая другъ друга. Мгновенное колебаніе передъ изуродованной землей, передъ голой равниной: ждали товарищей, чтобы почувствовать ихъ близость, затмъ послдній взглядъ назадъ… И безъ крика, безмолвная, трагическая, разрозненная рота ринулась впередъ… Впереди насъ, боле чмъ на сто метровъ, бжалъ, не наклоняясь, Рикордо. Еще дальше, въ дыму, видно было, какъ взводы врываются въ лсъ. Скрытые за обломками деревьевъ, трещали пулеметы; яростно и учащенно стрляло окопное орудіе. Люди падали… Мы бжали прямо, безъ крика, сосредоточенно: боялись открыть ротъ, чтобы не испарилось то мужество, которое мы удерживали, стиснувъ зубы.