Деревянные кресты

— Я ничмъ не могу теб помочь здсь… Отдохни здсь, а ночью, когда стрльба утихнетъ, вы вс вмст отправитесь въ полевой лазаретъ.

Онъ искалъ мста, гд бы уссться, какъ вдругъ маленькій сержантъ съ рукой на перевязи изъ большого клтчатаго платка, всталъ и сказалъ:

— Я не хочу больше ждать здсь… Къ вечеру у меня совсмъ не останется крови.

Пошатываясь, онъ вышелъ, расталкивая другихъ, и на освободившейся посл него ступеньк услся Сюльфаръ.

Благодаря дождливому небу темнота наступила скоре, и въ сумеркахъ нкоторые раненые ушли. Сюльфаръ пошелъ за ними. Передъ нимъ шелъ стрлокъ, который поддерживалъ обими руками свою разбитую челюсть. По дорог они догнали другихъ и многочисленной группой дошли до батарей. Артиллеристы вышли посмотрть на нихъ.

— Вы вышли на врную дорогу, ребята… Деревня недалеко…

Они пошли дальше. То тутъ, то тамъ лежали солдаты, истекшіе кровью раненые, которыхъ догнала по дорог смерть. Она, должно быта», знала ихъ путь и подстерегала ихъ на ходу, чтобы добить. Они узнали и сержанта по его большому клтчатому платку. Зачмъ онъ ршилъ идти одинъ? Вдвоемъ, вмст, можно бороться со смертью, защищаться отъ нея. Остатокъ дневного свта изсякалъ, какъ вода изъ треснувшей вазы. Въ сумеречномъ туман они различала роты, идущія на подкрпленіе, согнувшіяся подъ сумками и снаряженіямъ. Вечерняя тишина на мгновенье оживлялась бряцаніемъ ружей и котелковъ. Затмъ дорога обезлюдла.

Сначала одинъ раненый, затмъ другой остановились, не въ силахъ идти дальше. Одинъ повалился на край канавы и заплакалъ.

— Мы пришлемъ за тобой санитаровъ, — общали ему товарищи, проходя дальше усталымъ шагомъ.

Наступила ночь. Вдали показались группы людей, неясной массой выдляясь на дорог, слышенъ былъ ихъ говоръ; они пошли за ними по направленію къ деревн. Чернющія улицы и темные дворы кишли невидимыми солдатами, и голоса ихъ раздавались неизвстно откуда. Иногда рзкій свтъ отъ походной кухни освщалъ группировавшіеся силуэты.

Батальоны, назначенные для подкрпленія, ожидали очереди и загромождали улицы; солдаты вставали, чтобы разспросить раненыхъ.

— Мы внаемъ не больше, чмъ вы… Плохой участокъ… Гд полевой лазаретъ?

Они столпились передъ краснымъ фонаремъ, бросившимся ямъ въ глаза въ ночной темнот. На двери былъ прибить плакатъ:

„Здсь легко раненые, способные ходить.“

Эта чуть ли не шутливая надпись не внушила имъ доврія.

— Не сюда, — сказалъ одинъ изъ нихъ, — отсюда должно быть не эвакуируютъ.

Дивизіонный полевой лазаретъ находился по другую сторону площади. Это былъ большой пустынный и темный домъ безъ мебели, безъ коекъ.

Въ рубашк, безъ мундира, военный врачъ съ лоснящимся отъ пота лбомъ быстро осматривалъ раненыхъ, раны которыхъ освщалъ фонаремъ фельдшеръ.

На земл валялись запачканные бинты, тампоны ваты. На табурет стоялъ большой тазъ, полный до краевъ покраснвшей водой.

— Слдующій, — говорилъ врачъ, вытирая лобъ обнаженной рукой.

И слдующій садился, протягивая свою перевязанную руку или приподнималъ куртку. За столомъ изъ благо дерева солдатъ поспшно заполнялъ карточки, которыя раненые сами прикрпляли въ своимъ шинелямъ.

Слышно было, какъ въ сосдней неосвщенной комнат кричалъ тяжело раненый.

— Правда, что меня положатъ на кровать, господинъ докторъ?.. О, какъ мн хотлось бы лежать на ней… Кровать съ простынями, а, господинъ докторъ?.. Скоро-ли прідутъ за нами?.. Поторопите ихъ.

Врачъ разорвалъ рубашку Сюльфара, чтобы осмотрть рану.

— Кровь не идетъ больше… Теб промоютъ тамъ… Дай мн руку теперь.

Сюльфаръ не могъ удержаться отъ крива, когда снимали его слипшуюся перевязку.

— Это ничего, чудесная рана, — сказалъ ему врачъ… Только придется отнять теб два пальца.

— Ну, такъ что-жъ, — отвтилъ ему рыжакъ, — я не піанистъ.

* * *

— Мн больно!.. охъ! какъ мн больно…

Жильберъ вполголоса повторялъ эти слова, какъ будто думалъ жалобой смягчить свое страданіе. Онъ, какъ упалъ, такъ и остался лежать на боку, и когда онъ съ трудомъ приподнималъ свою отяжелвшую голову, рыданіе безъ слезъ вырывалось изъ его груди.

Онъ оцпенлъ отъ боли и не чувствовалъ ни тла, ни головы, а только свою рану, глубокую рану въ животъ, которая выворачивала ему вс внутренности. Онъ ни на мгновеніе не терялъ сознанія, однако время прошло скоре, чмъ если бы онъ дйствительно бодрствовалъ. Теперь, когда мысль его начала проясняться, онъ почувствовалъ, что страдаетъ. Первое, что пришло ему въ голову, первый вопросъ, который больно рзнулъ его, былъ:

— А придутъ ли санитары?

Тревога охватила его, и онъ немного приподнялся, чтобы осмотрться. Но рзкая боль заставила его снова лечь.

— Придутъ ли санитары?.. Да, конечно, придутъ, когда наступитъ ночь. А если они не придутъ? Разсудокъ его помутился отъ ужаса, и на мгновеніе онъ замеръ, почти не чувствуя боли. Затмъ онъ снова открылъ глаза.