Деревянный меч

— Странное дело, — обреченно вздохнул Кенет. — Когда я собирался миновать Каэн, мне тоже сказали, что я должен туда идти.

Толай, по обыкновению, немного помолчал.

— И что, — спросил он, — неправильный был совет?

Кенет ответил, почти не задумываясь.

— Очень даже правильный. Если бы меня в Каэн не занесло, кое-кого сейчас бы в живых не было. Да и меня тоже. Если бы не предупредил меня массаона Рокай... — Кенет вздрогнул.

— Вот видишь, сынок. Так за чем же дело стало?

— Я же говорю — странно получается. Я сам не знаю, куда мне дальше идти, зато все про меня всё знают. И куда я идти должен, и что я там делать буду... ты ведь знаешь, зачем я должен идти в Имбон?

— Знаю, — кивнул Толай.

— А я нет, — вздохнул Кенет. — Будто все сговорились, честное слово.

Толай мог бы объяснить сыну Седого Лиса по хлебу, в чем тут дело. Но не стал. Лихие Горы ясно сказали: чем меньше до поры будет знать о себе Кенет, тем лучше для него же. Да и пора полного знания, если так можно выразиться, не за горами.

— Не горюй, сынок, — помедлив, произнес Толай. — Это ненадолго. Скоро ты сам сможешь выбирать свою дорогу.

— Опять сон тебе был? — засмеялся Кенет и, увидев ответный кивок, жадно спросил: — А когда?

На сей раз Толай молчал особенно долго. Прямой и честный вопрос требовал правдивого ответа. Вот только сказать эту правду надо так, чтоб это не помешало ей осуществиться.

— Когда? — настаивал Кенет.

— Когда сменишь три на один, — ответил Толай. На сердце у него было тяжело: не слишком ли прозрачен намек, не разгадает ли загадку сын по хлебу?

У Кенета вытянулось лицо. Толай немедленно повеселел: нет, не разгадал, не понял его мальчик. Что ж, в добрый час. Значит, сказанное Лихими Горами непременно сбудется.

— И не спрашивай больше, все равно не скажу, — пообещал Толай, приобнимая Кенета за плечи. — Не время еще.

— Не время — так не время, — покладисто кивнул Кенет. Деревенский подросток в нем вновь одержал верх. Да и как могло быть иначе? Точно так звучал голос отца, когда он ласково, но решительно запрещал Кенету браться за непосильную работу: «Не время еще, сынок. Погоди год-другой, сам тебе покажу, как это делается».

Только теперь показать Кенету, «как это делается», некому. Он опять остается один. Жизнь отнимает у него всех, кто мог бы помочь советом, научить, ободрить. Что поделаешь, сам пожелал быть магом, теперь не жалуйся. Да, но ведь у всех начинающих магов ученичество как ученичество — отчего же один только Кенет такой неприкаянный? Может, он просто не встретил еще своего учителя? А может, он все еще недостоин учителя? Недаром ведь старый волшебник в родных краях прогнал его, едва завидев. Ясно ведь Толай сказал — не время еще.

Сколько уже раз Кенет говорил себе, что память уже бессильна причинить ему боль. И опять ошибся. Предстоящая разлука — сколько их уже было за минувшие два года? — усилила эту боль десятикратно. Кенет едва удержался от слез. Нельзя плакать. Что подумает Седой Лис о сыне своего хлеба? Что подумает Толай? Ведь воину плакать не пристало. Возьми себя в руки, Кенет Деревянный Меч, не позорься напоследок.

— Вон тропа — видишь? — прервал ход его мыслей Толай. — По ней ты за полдня спустишься. Она тебя прямиком выведет, с пути не собьешься. — И, привычно помолчав, добавил: — Удачи тебе, сынок.

Когда-то за Лихими Горами простиралась бескрайняя степь. Именно оттуда и пришли предки нынешних каэнцев. В Лихие Горы недавние кочевники полезли вовсе не сдуру: в те незапамятные времена у них другого пути не было. Длинная горная гряда отделяла степь от моря. Дороги в обход не существовало и не могло существовать — разве что морем, так ведь в те времена не были еще кочевники ни каэнцами, ни тем более мореходами.