Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г.

Крестьянское сопротивление большевистской власти было массовым и упорным. Вспышки бунтов происходили повсеместно и иногда охватывали целые губернии, например, Тамбовское восстание. Наконец, большое восстание вспыхнуло даже в армии, среди кронштадтских моряков, которые раньше были опорой советского правительства.

Власть не имела опоры в массах: рабочие голодали, крестьяне бунтовали, армия поднимала мятежи. Положение большевистского правительства было очень опасным. Тогда Ленин выжден был круто повернуть руль государственного управления: отказался от политики натурального коммунизма (большевисткие идеологи задним числом назвали его дипломатически «военным коммунизмом») и провозгласил «новую экономическую политику», сокращённо «НЭП», то есть политику экономических уступок труженикам–собственникам, в первую очередь, крестьянству.

Речи Ленина об отказе от политики «военного коммунизма» и переходе к «НЭП»у, декреты советского правительства о «продналоге» и свободной торговле оказали тогда на крестьян сильное впечатление, обрадовали их. Большая часть крестьян поверила речам Ленина о том, что «НЭП» вводится «всерьёз и надолго».

Декрет о «продналоге» отменял систему продразвёрстки, при которой государство отбирало у крестьян все продукты, кроме тощей нормы, и весь скот. Вместо развёрстки был введён «продналог», основанный на другом принципе: теперь советское правительство один раз в год, до начала весенних полевых работ, устанавливало определённый натуральный налог с гектара земли и с каждой головы скота.

После выплаты этого налога государству, каждый крестьянин получал об этом справку от местных органов власти и мог распоряжаться остальными продуктами и скотом всецело по своему усмотрению: потреблять, обменивать, продавать.

Первый «продналог» был установлен ранней весной, в марте 1921 года».

Он был огромный. Крестьяне села Болотное должны были сдавать государству в качестве продналога около половины своего урожая и около половины продуктов животноводства.

По существу, это был государственный натуральный оброк, который советское правительство взимало с подвластного ему населения.

Он был подобен тому оброку, который взимал помещик со своих крепостных крестьян, живших в оброчной деревне.

Но все же эта система натурального оброка, или «продналога», была для крестьян легче предшествующей ей системы «продразвестки».

Во–первых, продналог был точным и определённым на целый год а продразверска этих качеств не имела: она была не урегулированным, совершенно произвольным оброком–данью.

Во–вторых, система продналога заинтересовывала крестьянина в труде, давала стимул для прилежного и умелого хозяина: чем более высокой урожайности добьётся крестьянин на своём поле, тем больше продуктов останется у него после уплаты продналога; чем больше скота и птицы вырастит крестьянин, чем более высокой продуктивности добьётся от животноводства, тем больше продуктов животноводства — мяса, масла, молока, яиц, шерсти — останется в пользу хозяина.

Поэтому крестьяне одобрительно отнеслись к декретам советского правительства о продналоге: они увидели в системе продналога значительное облегчение по сравнению с развёрсткой.

Крестьяне Болотного и всех других российских деревень опять с прилежанием занялись своим трудом, так как увидели, что теперь они будут работать не напрасно, а с пользой для себя.

В период продразвёрстки крестьяне обрабатывали свою землю плохо, нерадиво. Немало полос земли они оставляли совсем необработанными и незасеянными. А теперь они стали работать на своих полях опять прилежно и тщательно: проводили многократную пахоту и боронование, прополку и пропашку, подготовку семян к посеву.

За годы продразвёрстки, от 18-го до 21-го года, крестьяне были не заинтересованы своим хозяйством. Они не вывозили в поля навоз со своих дворов. Навозу за три года накопилось столько, что деревенские дворы превратились в настоящие «Авгиевы конюшни». А теперь при НЭП-е все эти Авгиевы конюшни были очищены и весь навоз вывезен в поля. Это сделали сами крестьяне, по своей инициативе и без всякой агитации и приказов.

В 20-м году, последнем году продразвёрстки, крестьяне Болотного и всех других деревень оставили много полос земли невспаханными и необработанными: при продразвёрстке не было для крестьян никакого интереса в этом деле. А в 1921 году, в первую же весну НЭП-а, крестьяне засеяли каждую полоску, каждый клочёк земли в яровом поле. Они свезли навоз на брошенные прошлой осенью полосы в озимом клину, вспахали их, засеяли яровыми культурами: яровой пшеницей, ячменём, горохом, просом, гречихой, картофелем, овсом. И все это земледельцы сделали сами, безо всяких. «посевкомов»…

В результате такой материальной заинтересованности крестьян в своём хозяйстве и прилежного труда — за первый же год НЭП-а в сельском хозяйстве произошло настоящее «чудо». Осенью земледельцы собрали с ярового поля удвоенный урожай, по сравнению с предыдущим годом, последним годом натурального коммунизма. Крестьяне имели теперь на своих дворах больше скота и птицы, чем раньше.