Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г.

— Заклеить портрет «врага народа» было нечем: в школе не было канцелярского клея. Пришлось ученикам просто перечёркивать ручкой и картинку и текст в учебнике… Но не успели мы ещё опомниться от одного распоряжения, как посыпались другие: «Заклеить бывшего маршала Блюхера!..» «Заклеить расстрелянного маршала Егорова!..» «Снять и уничтожить портрет бывшего члена политбюро Коссиора!..» И пошла, и пошла, и пошла писать губерния!.. Мы, учителя, были ошеломлены и ходили, как пришибленные и обалделые. А ученики скоро ко всем новостям привыкли… Было заметно, что это ниспровержение богов в бездну им даже понравилось. «ещё один полетел!..» — сопровождали они каждую такую новость. А перечёркивание учебника им нравилось ещё больше: видимо, перечёркивать этот учебник было им гораздо приятнее, чем его изучать… Дело дошло до того, что как только начинался урок, ученики, ехидно улыбаясь, приступали к допросу учительницы: «Ну, кого же, Мария Ивановна, мы будем зачёркивать сегодня?» — «Какой там новый пёс засмердел?..» Один озорник как бухнул: «А скоро там очередь дойдёт до усатого?…» Я остолбенела… А он пояснил: «Нет… я не того… Я подумал: Будённого… Потому вчера молоковоз из города вернулся и рассказывал: «В доме колхозника, — говорит, — сняли уже и того, с пышными усами который…» Это он Будённого так называет. «Неужто, — говорит, — и такие усища не помогли?!.»

— И смех и грех с этим учебником, — закончила свой рассказ беспартийная учительница, обязанная преподавать девятилетним детям марксистскую философию и большевистскую политграмоту. — Каждый день двойной тревогой начинается: какая новость идёт из центра? И как эта новость на этом учебнике и на моем учебном предмете отразится? Страх гнетёт днём… Мучают тревожные вопросы ночью… Какая новая «история» ожидает нас?.. Кого из богов с Олимпа в преисподнюю сбрасывают?.. О каком вчерашнем «герое», а сегодняшнем очередном «псе», я должна буду завтра своим ученикам докладывать и какую новую «историю» рассказывать им вместо зачёркнутой?..

— Да, было бы смешно, если бы не было до слез грустно, — сказала учительница, вероятно, в ответ на мою невольную улыбку. — И кроме того, очень опасно. Ведь при изложении ученикам всех этих странных «историй» каждое слово, мимика, жест могут быть истолкованы начальством так, что поневоле сама попадёшь в подобную «историю»…

Учебник истории, неудачный сам по себе, да ещё включивший в себя такую неустойчивую политическую современность, доставляет учителям очень много дополнительных забот, волнений, горя.

Русская грамматика… без русского языка…

Сильно жаловались учителя также на учебник русского языка. Жаловались повсеместно: и в сельских школах и в столичных, так как во всех советских школах один–единственный учебник является официальным и обязательным.

— От нас, учителей, правительство требует, чтобы мы готовили в школе грамотные кадры, — говорили преподаватели русского языка. — Но для этого мы должны иметь хороших помощников в нашей работе: учебник, хрестоматию. А каковы в школе учебники? Вот, например, учебник по главному учебному предмету в школе, по русскому языку. После революции все прежние школьные учебники, в том числе и учебники грамматики, были отменены и изъяты из школьных библиотек. В советских школах был введён новый учебник русского языка, учебник Шапиро. Но это — не учебник, а каторга: и для учителя и для учеников. Изучение его и преподавание по этому учебнику равнозначно каторжным работам. Грамматические правила в нем изложены суконным языком: путано, невразумительно, неуклюже, шероховато и малограмотно. Такую грамматику трудно читать. ещё труднее добраться до смысла написанного. Такие путаные правила почти невозможно заучить и запомнить. Учебник Шапиро наглядно свидетельствует о том, что автор плохо знает русский язык, не владеет им и находится не в ладах с русской грамматикой.

Великий русский учёный–энциклопедист, поэт и языковед, основоположник нового русского языка, М. В. Ломоносов охарактеризовал русский язык, как самый богатый язык в мире: «Карл, римский император, говаривал, что испанским языком — с Богом, немецким — с врагами, французским — с друзьями, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российском языку был искусен, то, конечно, присовокупил бы, что, им со всеми этими говорить пристойно, ибо он нашёл бы в нем великолепие испанского, силу немецкого, живость французского, нежность итальянского и, кроме того, сжатую изобразительность латинского и греческого».

А Шапиро в своём учебнике игнорировал этот афоризм Ломоносова о богатстве русского языка. Проявив большую «смелость», — написать учебник грамматики по такому богатому, прекрасному языку, — автор учебника не смог даже понятно, толково изложить и объяснить грамматические правила тем, кто изучает русский язык или преподаёт его.