Дерево красной птицы

Как только Кымлан ненадолго остановилась, чтобы перевести дух, она тут же получила тычок в спину и недовольный окрик охранника. Как оказалось, работать нужно было без перерыва целый день. К вечеру она была так голодна и вымотана, что обратный путь до деревни казался непосильным испытанием. Хоть она и привыкла к нагрузкам, это была изматывающая, монотонная работа, после которой хотелось лишь упасть и не двигаться.

На обратном пути корзины с мокрой одеждой, казалось, весили несколько десятков кын[6], и Кымлан едва передвигала ноги, с трудом удерживая на голове тяжелую ношу. В таком состоянии она не сможет победить ни одного мохэсца. Может, именно поэтому рабов изматывали до полусмерти? Чтобы убить в них не только стремление сбежать, но и желание жить?

Остальные рабыни тоже выглядели измученными и безучастными. Но самое ужасное в том, что в их глазах совершенно не горело жизни, как будто кто-то напрочь лишил их собственной воли. С Кымлан никто ни разу не заговорил, да и между собой женщины почти не разговаривали. Каждый нес свою ношу в одиночку, даже не надеясь на освобождение.

«Сколько пройдет времени, прежде чем я стану такой же? – со страхом подумала Кымлан. – Прежде чем смирюсь со своей жалкой участью, перестану думать о свободе и покорюсь судьбе? Ведь все эти люди тоже когда-то жили на воле и наверняка не хотели, чтобы их жизнь закончилась таким образом. Нет, ни за что!»

Однако проходили дни, но ничего не менялось. Кымлан по-прежнему смертельно уставала, жадно съедала скудный ужин и вместе со всеми рабынями возвращалась в барак. Там, лежа на твердой скамье, она ежилась от холода, пока неизмеримая тоска захватывала сердце. А перед глазами вставали стены родного дома, строгое лицо отца, роскошные коридоры дворца, зеленые холмы, огромное ветвистое Дерево рода и бескрайние воды реки Тэдонган. Принц Наун, принцесса Ансоль, нянюшка… Образы любимых людей с каждым прожитым днем отдалялись все больше, скрываясь в густом белесом тумане. Казалось, ее прошлая жизнь была лишь прекрасным видением, и если бы не Сольдан, которая вечерами с азартом расспрашивала о Когурё, то Кымлан бы точно уверилась, что родина ей приснилась.

Сольдан была единственной, кто держал ее на плаву в этом аду. Она оказалась очень проворной и сообразительной девочкой, которая не раз выручала Кымлан и помогала освоиться в деревне. Она была живой, подвижной и веселой, а еще у нее обнаружился один ценный навык – абсолютно бесшумно передвигаться. На войне это качество на вес золота, однако в деревне рабов вряд ли могло пригодиться. Но, что самое главное, в ее глазах не было той покорности судьбе, которая сквозила в тусклых взглядах всех обитателей деревни.

Каждый день Сольдан с воодушевлением учила Кымлан мохэскому. Сначала у нее получалось неважно – было тяжело выговаривать непривычные звуки, столь непохожие на ее родной язык. Однако в какой-то момент обучение пошло гораздо быстрее, и Кымлан стала схватывать на лету. В этом ей помогли и другие рабыни, с которыми волей-неволей приходилось общаться.

Кымлан тянулась к Сольдан, чувствуя непреодолимую потребность опереться хоть на кого-нибудь. Видимо, Сольдан испытывала то же самое, поэтому они подружились. Она тихонько рассказывала об особенностях местности, о характере командира и охранявших их воинов и очень точно описывала слабости каждого из них, которые за пять лет успела хорошо изучить. Кымлан же внимательно слушала, замечая в глазах Сольдан загадочные знаки. Словно та пыталась подвести ее к какой-то мысли, но не решалась сказать об этом прямо.

В конце концов Кымлан устала от недосказанности и спросила:

– Ты думаешь о побеге?

– Догадалась, наконец, – Сольдан ехидно скривилась. – Думала, ты уже никогда не поймешь.

– Почему не сказала сразу?

– Боялась. Не знала, можно ли тебе доверять. За попытку побега казнят… – Голос Сольдан опустился до шепота, и она с опаской оглянулась. – Одна я не справлюсь, а с тобой у нас может получиться.

Сердце подпрыгнуло в груди, и Кымлан впервые за много дней почувствовала, как трескается толстая броня, под которой оживают давно похороненные желания.

– Но… куда ты пойдешь, если сбежишь?

– С тобой в Когурё, конечно. Кроме тебя, у меня никого нет на всем белом свете. – Она говорила так уверенно, словно другого варианта вообще не существовало. – Ты же… не бросишь меня?

Сольдан наклонилась ближе и с надеждой заглянула Кымлан в глаза. Эта девчонка вдруг так напомнила ей Чаболя, что сердце в груди рванулось от острой жалости.

– Конечно, не брошу. – Кымлан ласково погладила ее по волосам и улыбнулась. – В Когурё у меня есть дом, отец и друзья. Как-нибудь и тебя устроим. Но для начала нужно выбраться отсюда.