Дерево красной птицы

Последняя ночь в доме Мунно прошла тягостно. Кымлан ворочалась на жесткой лавке и не могла сомкнуть глаз, то и дело возвращаясь мыслями к внезапному пожару. Когда ужас и потрясение немного отпустили, ее душу пронзил яркий луч отчаянной надежды: а вдруг это был принц Наун? Неужели сила его любви так велика, что он осмелился пойти против воли отца, чтобы спасти свою женщину, даже когда весь мир отвернулся от нее? Ей было стыдно за такие мысли, но в то же время хотелось верить, что это правда. Однако Мунно сообщил, что никаких следов неприятеля в лесу не обнаружилось. Судя по тому, какое спокойствие царило в мохэском городе, внутреннее расследование тоже не выявило предателей. Тогда откуда же взялся огонь?

Погруженная в свои мысли, Кымлан даже не заметила, как дорога стала ровнее, и телега остановилась. Сквозь толстые жерди клетки она увидела глубокий ров, у края которого они стояли. Через несколько минут перед ними опустился деревянный мост, и лошади вновь двинулись в путь.

Кымлан оглянулась на оставленную позади дорогу и печально вздохнула, когда ворота закрылись. Теперь она отрезана от свободного мира.

Один из стражников открыл клетку и, прорычав что-то на мохэском, грубо выволок Кымлан. Связанные за спиной руки ужасно мешали ей, и она едва удержалась на ногах. Она быстро осмотрелась по сторонам, стараясь определить, куда ее привезли.

На первый взгляд деревня казалась совсем маленькой: несколько бараков для рабов и около десятка вооруженных до зубов стражников по периметру. С четырех сторон поселение окружали вышки. С каждой из них на новоприбывшую девушку недобро взирали по два вооруженных луками мохэсца. В центре крошечной площади стоял большой, покрытый соломой дом на деревянных сваях, который, очевидно, был предназначен для кого-то важного. Еще несколько охранников были расставлены возле входа в здание и у подножия высокой деревянной лестницы. Итого около двадцати вооруженных бойцов. С таким количеством мохэсцев Кымлан точно не справится, даже будь у нее оружие. Кроме того, деревню окружал высокий забор, перелезть через который без посторонней помощи было невозможно.

Она понуро опустила голову: сбежать будет очень сложно, и в одиночку ей это не провернуть.

Оглядываясь по сторонам, Кымлан невольно остановилась, и тут же получила тычок в спину. Ее вели к большому бараку, ближе всех стоявшему к лесу. Покосившаяся деревянная дверь распахнулась, и стражник втолкнул ее внутрь.

Кымлан замерла на пороге, пытаясь привыкнуть к полумраку: окон в помещении не было, свет проникал лишь через многочисленные щели в стенах, и в сером сумраке затхлой комнаты трудно было что-либо разглядеть. Когда глаза немного привыкли к темноте, она различила два ряда деревянных, покрытых соломой скамей, вроде той, на которой она спала в доме Мунно.

Несколько десятков пар глаз уставились на нее, и Кымлан разглядела настороженно смотревших на нее женщин. Их было около двадцати. Грязные, оборванные, с затравленным взглядом, как у пойманного в ловушку зверя. Наверное, так и чувствуют себя люди, лишенные свободы. Почти все они были одеты в длинные бесформенные платья, рваные и грязные настолько, что невозможно было определить ни изначальный фасон, ни ткань, из которой они сшиты.

Кымлан решила заговорить, чтобы узнать, есть ли среди них те, кто знает ее язык:

– Какое место мне занять?

Невольницы промолчали.

Значит, когурёсок здесь не было. Кымлан оглянулась в поисках свободного места, как вдруг услышала за спиной звонкий голосок. Кто-то настойчиво подергал ее за рукав.

– Пойдем, покажу, где ты будешь спать.

Это оказалась невысокая хрупкая девушка лет пятнадцати. Ее плоское лицо не назвать красивым, но выразительные темные глаза смотрели так дерзко и смело, что невольно притягивали взгляд и придавали заурядной внешности особенное очарование. Она была одета едва ли не хуже всех в этом бараке, и Кымлан задалась вопросом, как долго она пробыла здесь, раз ее платье так истрепалось и обветшало.

– Ты знаешь когурёский? – удивленно спросила Кымлан, послушно следуя за девчонкой, которая вела ее в конец барака, к одной из свободных лежанок.

– Мой отец был торговцем и часто брал меня с собой в Когурё. Мне нравилось туда ездить, там такие большие, красивые дома, дорого одетые люди… Не то что у нас. – Девочка нахмурилась и обернулась к Кымлан. – Повезло тебе родиться в богатой стране.

– Как тебя зовут?

– Сольдан, а тебя? – В ее хитрых глазах загорелись веселые искорки. Казалось, она была искренне рада познакомиться с новенькой.

– Кымлан, – ответила она, стряхнув с «постели» грязную солому. Ни подголовников, ни одеял здесь не было, и хоть на улице еще стояла теплая погода, свойственная ранней осени, ночами уже было прохладно. Видимо, здесь никого не волновало здоровье каких-то рабов. – Как давно ты здесь?

– С десяти лет.

– А твоя семья?

– Матушка умерла во время родов, отец разорился и погиб в тюрьме, а меня отправили сюда отрабатывать его долги. Так что ни дома, ни семьи у меня нет. – Сольдан печально развела руками.

– Тяжело тебе пришлось…