В одну из ночей Науну не спалось. Он вышел на морозный воздух, чтобы очистить голову и тщательно продумать, что скажет кану Силлы. На постоялом дворе периодически раздавались характерные звуки: фырканье лошадей, тихий разговор только что заселившихся постояльцев и суета никогда не спящих хозяев. Наун запрокинул голову, подставляя лицо падающим снежинкам, кружившим в свете оранжевого фонаря у входа. Они покалывали щеки холодными иголками, отчего по коже побежали мурашки.
Сегодняшняя ночь казалась какой-то особенной. Сквозь тонкий туман облаков проглядывал острый серп нарождающегося месяца, и Наун воспринял его как хороший знак. Тихое бормотание постояльцев почему-то вызывало улыбку, а мысль, что за стеной сейчас спит Тами, странно согревало сердце. Отбросив все страхи и стыд, Наун твердо решил завтра же объясниться с женой и попросить прощения.
– Вас что-то беспокоит? – за спиной раздался мягкий голос, и Наун дернулся от неожиданности.
– Тами? Я думал, ты спишь.
– Не могу заснуть. – Она встала рядом с ним, плечом к плечу, и тоже посмотрела в черное небо.
Наун неловко откашлялся.
Сейчас или никогда.
– Прости, Тами. Прости меня за все слова. Я был не прав.
Легкая улыбка осветила ее лицо, а глаза заискрились неподдельной теплотой. Она слегка склонила голову, показывая, что принимает извинения, и Наун облегченно выдохнул. Кажется, она больше не злится.
– Запомните этот момент, Ваше Высочество. И когда снова захотите найти в моих действиях подвох, вспомните ваши извинения. – Тами лукаво улыбнулась и легонько коснулась головой его плеча. Этот жест был таким домашним и интимным, что Науну сразу захотелось заключить ее в объятия. Но его что-то остановило – словно он никак не мог до конца переступить ту грань, за которой можно открыть душу и сердце близкому человеку.
– Почему ты хотела поехать со мной в Силлу? – спросил он, чтобы спрятать свою неловкость.
– Моя младшая сестра недавно вышла замуж за силлаского министра, и я хотела ее навестить. Кроме того, она обещала передать мне красный женьшень, который очень ценит ваша матушка. – На губах Тами скользнула загадочная улыбка, и на мгновение Науну показалось, что она знает о том, что он подслушал их с королевой разговор.
– Я знаю, что меня отправили в Силлу благодаря тебе. Спасибо, Тами.
– Теперь вы понимаете, как вам повезло с женой? – Она игриво улыбнулась, повернувшись к нему лицом. Внезапно он увидел перед собой прежнюю Тами, ту, с которой стрелял из лука и соревновался в красноречии во время споров. – Ее Величество впервые за долгие годы использовала свои прежние связи, чтобы дать вам шанс. Не упустите его.
– Если можно было бы вернуться назад, что бы ты выбрала: стать моим союзником или просто верной женой? – спросил Наун. Он понимал, что сам вынудил Тами участвовать в политических делах. Сам провел черту, за которую никогда ее не пустит, лишив надежды на какие-либо теплые отношения в их союзе.
– Почему вы думаете, что оба этих варианта не могут сочетаться друг с другом? Помните мои слова на финальном испытании? – Тами слегка усмехнулась, ее взгляд затуманили воспоминания.
– «На деньги в этом кошельке я бы угостила принц вином, чтобы выслушать его печали», – слово в слово повторил Наун. Он тоже часто вспоминал их отношения до того, как Тами перешагнула порог дворца.
Она кивнула.
– Что изменилось сейчас? – спросил Наун.
– Я поняла, что мне не завоевать вашу любовь, как бы я ни старалась. – Она опустила голову, разглядывая усыпанную тонким слоем снега землю. – Поэтому я хочу стать полезной для вас. И, быть может, когда-нибудь вы откроетесь мне.
Тами приложила ладонь к его груди и доверчиво заглянула в глаза. В его сердце, покрытом ледяной коркой, вспыхнул огонь, растопив отчуждение и холод. Он накрыл своей рукой ее пальцы, под которыми неровно вздрагивало растревоженное сердце.
Той ночью Наун и Тами впервые любили друг друга, как настоящие муж и жена, отбросив все недомолвки и сомнения и наконец-то распахнув друг другу свои души.
Столица Силлы встретила их ярким солнцем, оттепелью и безудержным весельем. В южной части полуострова зима уже начала отступать, и весна заявляла о себе подтаявшим снегом, широкими лужами и горячими лучами солнца. Сораболь напоминал Куннэ, но в то же время отличался – в нем не чувствовалось строгой церемонности и консервативности, присущих столице Когурё. Архитектура, наряды и мода были схожи, но вот атмосфера свободы показывала, что это совершенно другое государство. Женщины вели себя с мужчинами очень смело, и Наун пораженно крутил головой, только и успевая удивляться раскрепощенности местных дам.
– Никакого почтения, – пробурчал он, когда они проехали мимо рынка, где какая-то женщина во весь голос отчитывала мужа за то, что он не так разложил товар на прилавке.
Тами прыснула:
– Ваше Высочество, юг – это всегда свобода. Север – следование традициям. К тому же кан Сильсон активно поддерживает отношения с империей Цзинь, где сейчас царят не настолько консервативные взгляды, как в Когурё.
– И что же, тебе это нравится? – недоверчиво спросил Наун.