Дерево красной птицы. Пробуждение огня

– Не уверен, – удрученно покачал головой Чаболь. – После нападения нам мешки на башку надели. Но везли совсем недолго. Похоже, это их военный лагерь, – он кивнул куда-то за спину Кымлан. – Куда ни глянь – везде шатры, огни и куча воинов.

– Что еще можешь сказать о местности?

– Солнце село за невысокие холмы. Судя по всему, за ними и начинается дорога на Когурё, так что, мы как раз на самой окраине мохэсских земель.

– Сколько тут охраны? – в голове роились возможные способы побега.

– Шесть человек по периметру, – осторожно оглядываясь, ответил Чаболь.

Почему их не убили? Для чего взяли в плен? Неужели мохэсцы надеются использовать пленников, чтобы что-то получить от Когурё? Кымлан знала, что Владыка ни за что не пойдет на поводу у варваров, кто бы ни был у них в заложниках, хоть сам наследный принц. И с болью представляла отчаяние Науна. Она все яснее понимала, что Совет просто не позволит ему спасти своих людей, ведь против их жизней на кону стояла честь, репутация и благополучие Когурё.

– Мохэсцы считают, что ты важная птица, – наклонившись так низко к Кымлан, что его нос едва не коснулся ее щеки, зашептал Чаболь. – Пока ты была в отключке, сюда приходил их командир, внимательно рассматривал твои доспехи. Похоже, они решили, что захватили молодого генерала. Нужно любой ценой сохранить в тайне, что ты женщина, иначе…

Чаболь не договорил и в ужасе зажмурился, но Кымлан и так поняла, что он имел в виду. От этой мысли что-то судорожно дернулось в пустом желудке.

Время тянулось медленно. Им принесли воды и какую-то отвратительную похлебку в деревянных, грубо сделанных плошках. Ели по двое. Кымлан ненавидела свою беспомощность и неподвижную руку, когда развязанный на время Чаболь кормил ее, словно ребенка. Омерзительная еда не лезла в горло, но Кымлан понимала, что нужно хоть что-то проглотить, чтобы набраться сил. Над головой раздавались голоса следившей за ними охраны, но девушка не понимала ни слова на незнакомом языке. Если выберется отсюда, то обязательно выучит мохэсский.

Вдруг кто-то схватил ее за воротник и, как беспомощную куклу, дернул вверх. Перед лицом возникли жадные, дикие глаза караульного, растянувшего губы в хищном оскале. Не понимая, что произошло, Кымлан инстинктивно почувствовала, что случилось что-то страшное. Скосила глаза туда, куда был направлен взгляд стражника, и увидела свой прорезанный доспех, из-под которого виднелась залитая кровью ткань, перетягивающая грудь, и тягучая волна страха огнем скользнула вдоль позвоночника. Она раскрыта…

Чаболь нервно метался где-то под ногами, но Кымлан не могла отвести глаз от безумного, звериного лица мохэсца. Она заледенела и даже, кажется, перестала чувствовать боль в раненом плече. Сзади к вцепившемуся в нее караульному подошел еще один, и они обменялись негромкими фразами. Гадко ухмыльнувшись, варвар, что схватил ее, слегка кивнул напарнику за спину и потащил Кымлан к кривой, уродливой двери – выходу из клетки. По плотоядному выражению их лиц не трудно было догадаться, что именно они собирались сделать.

– Куда вы его тащите? Отпустите, кому говорю! Да вы хоть знаете, кто это?! – позади отчаянно, на одной ноте запричитал Чаболь и, судя по звуку, пополз следом. – Не смейте! Если с ним… – позади послышался глухой удар, и голос друга смолк, словно его отсекли мечом. От страха за себя, близкого человека и свое будущее Кымлан впала в оцепенение. Она пыталась повернуть голову, чтобы убедиться, что Чаболь жив, но не смогла.

Сдавленно ругаясь и пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, она услышала далекие крики и топот нескольких пар ног. Стражники остановились так резко, будто наткнулись на невидимую преграду, и Кымлан уловила впереди какое-то движение. В нескольких шагах от них стоял высокий молодой мужчина в окружении нескольких воинов, с готовностью обнаживших мечи. Он что-то громко сказал солдатам, которые все еще крепко держали девушку с двух сторон, и ее «провожатые» недовольно заворчали. Однако перемена в их настроении была очевидна, и у Кымлан забрезжила слабая надежда, что ее не тронут. Воин перед ней был одет иначе, чем рядовая охрана, и стало ясно, что он, возможно, важная персона в племени. Сейчас Кымлан бы отдала все на свете, чтобы узнать, о чем они говорили.

В любом случае, стража нехотя повиновалась и отпустила «добычу», которая едва устояла на ногах. Кровь будто вся разом отлила от сердца и теперь болезненно пульсировала в ране. В глазах темнело. Спасший ее воин возродил потухшую было надежду на спасение. Если бы ее хотели убить, то не стали мешать караульным, а, значит, пленница для чего-то была нужна.

– Сама идти сможешь? – вдруг на чистейшем когурёсском спросил молодой воин, хмуро оглядывая едва живую девушку. Его лицо было мягче, чем у мохэсцев, чьи острые, диковатые черты казались Кымлан отталкивающими.

– Да, – она хотела задать множество вопросов, но смогла выдавить только это.