Мунно отделился от стола и медленно пошел к ней. В его обманчиво расслабленной позе было столько угрозы, что Кымлан перестала дышать. Он двигался плавно, словно хищник на охоте, но девушка не шевельнулась, не опустила глаз, зная, что нельзя показывать зверю свой страх. Только крепче впилась пальцами в деревянный край своей лежанки.
Он встал перед ней, и она увидела очертания смуглой груди в вырезе свободно спускавшейся с плеч ткани. Мунно наклонился, чтобы их лица были вровень, оказавшись так близко, что Кымлан едва не отшатнулась. Такое она позволяла только одному человеку, и присутствие чужого мужчины вызывало в душе необъяснимый, бесконтрольный хаос. Мунно провел пальцами по ее щеке и спустился на шею. Его рука была шершавой, жесткой и очень горячей, будто это у него, а не у Кымлан, по венам бежал огонь. Сердце заколотилось так, что она едва не поперхнулась. Слегка сжав шею пленницы, мужчина опасно улыбнулся. Стиснув тонкое горло, дернул вверх, заставляя девушку вскочить на ноги, и молча смотрел ей в глаза, будто изучал плескавшиеся там эмоции. Кымлан должна была попытаться ударить его или хотя бы сорвать захват, но не могла пошевелиться, только сжимала трясущиеся пальцы в кулаки. Ей казалось, что прикосновение к нему, даже удар, станет непоправимым шагом в пропасть, со дна которой ей уже никогда не подняться. Поэтому Кымлан всеми силами давила в своей душе закипающие под его взглядом эмоции и боялась шелохнуться.
– Мунно! Мунно! – громкий голос Даона прозвучал словно из другого мира, и мохэсец выпустил Кымлан из рук. Она опустилась обратно на лежанку, стараясь сохранить хотя бы видимость достоинства.
Слуга остановился посередине комнаты, переводя недоуменный взгляд с хозяина на пленницу.
– Что случилось? – ровно спросил Мунно.
– Из Когурё пришел ответ.
Глава 3
Длинные коридоры дворца все не кончались, и Наун сгорал от нетерпения и волнения. Сегодня должно все решиться: сохранит ли он честь или станет негодяем, не сумевшим спасти любимую женщину. Слуги безмолвно семенили следом, пытаясь поспевать за его широким шагом. После того рокового письма от мохэ он почти не спал, проклиная себя за свою королевскую кровь, которая сковывает его по рукам и ногам. За то, что спасся, оставил Кымлан в этом жестоком кровавом месиве один на один с врагами, бросил ее в лапах смерти, оправдывая себя выполнением государственного долга.
Дома его встретили как героя. Первое задание, которое поручил ему отец, наконец, признав, что младший сын вырос, Наун выполнил, но какой ценой – не волновало никого. Сколько раз он пытался вернуться, но всякий раз его останавливали королевские слуги. Никто не позволял ему быть просто мужчиной, который хочет спасти любимую женщину. Советник Ён установил за ним круглосуточное наблюдение, и без его ведома принц не мог сделать и шагу. Наун был сыном Владыки, и его жизнь принадлежала не ему, а Когурё.
Верный слуга Набом, тайно отправленный обратно, среди множества трупов не смог найти Кымлан. Это оставляло надежду, что она жива, но, возможно, в плену. И письмо наглого мохэсского ублюдка подтвердило самые худшие предположения. Наун не раз убеждал отца пойти на уступки и вызволить, выкупить или отбить девушку у мохэсцев, но Владыка каждый раз отвечал одно и то же:
– Это вопрос государственной важности, и решение принимать не нам с тобой. На Совете министров все обсудим и придем к общему мнению.
Когда дело касалось скользких вопросов, отец предпочитал не брать на себя ответственность, предоставляя министрам все решать за него. К чувствам сына он всегда относился снисходительно, не пресекая их тесную дружбу с Кымлан, но и не выражая одобрения. Скорее всего он считал это безобидной детской привязанностью, которая сама собой ослабнет, когда Наун станет вести себя подобающе своему статусу женится на дочери какого-нибудь важного советника.
Наун ждал дня Совета с ужасом, в глубине души предчувствуя его исход. Сердце рвалось к Кымлан, разлетаясь ледяными осколками при мысли о том, что с ней, юной девушкой, вытворяют варвары, у которых не было ни малейшего понятия ни о чести, ни о благородстве. И самое главное – что делать ему, если министры не согласятся на условия мохэ.
Полы длинного шелкового одеяния развевались от решительных шагов. Руки сжимались в кулаки от страстного желания защитить свою любовь любой ценой. Ради Кымлан он готов был биться до конца. Но позволят ли ему хотя бы попытаться?..
В зал Совета он пришел одним из первых, пытаясь по непроницаемым лицам прибывающих определить их вердикт. Каждый из государственных мужей пришел сюда уже с готовым решением и теперь почтительно ждал появления Владыки.