Дерево Серафимы

Кукановым. Кукан был коротко подстрижен и упакован в добротный классический костюм, волосы не казались сальными. И взгляд его был взглядом совершенно счастливого человека. Я не стал к ним подходить, я тоже был не один – со своей второй женой Эльвирой.

Зачем я женился во второй раз – сам не знаю. Мама решила, что мне пора завести настоящую семью. Чтобы все как у людей было. Чтобы жена меня с работы дома ждала, обед нормальный приготовив. Полный стол, так мама говорила. (Это означало – закуска, первое блюдо, второе и третье, и десерт не помешал бы). Хватит мне уже одними бутербродами питаться! (Сама мама готовить никогда не умела. Пик ее кулинарного творчества – окрошка, да и ту легко могла испортить). И чтобы не шлялся по ночам. (Интересно, маме-то, откуда знать, где я ночи провожу?) И чтобы не пьянствовал со своими дружками. (А вот это уже вряд ли!) А самое главное – пора мне уже и о детях подумать. (По поводу детей мыслей у меня никаких в тот момент не было, да и вообще

– эти мысли у меня не скоро появились). Маме было почти шестьдесят, все ее подружки уже давно поотдавали своих внучек замуж, а внуков проводили в армию, а кое-кто этих внуков из армии уже дождался. А к моей маме сын, то есть я, приходил в лучшем случае раз в месяц, а внуков и вовсе не намечалось. У одной из маминых подруг, Гертруды

Генриховны имелась дочурка, засидевшаяся в девках. Мама мне ее расхваливала чуть ли не каждый день. И такая она, Элечка и сякая. И умница и красавица. И хозяйка Эльвирочка, каких поискать. Готовит – пальчики оближешь. И вяжет она и шьет. Посещал-то я мамулю не часто, как уже сказал, но она компенсировала недостаток общения со мной частыми телефонными звонками.

Мама так активно долбила мне мозг своей Элечкой-Эльвирочкой, что мне, наконец, самому захотелось увидеть это чудо. Встреча состоялась в январе восемьдесят третьего в маминой квартире, куда пришли

Гертруда Генриховна с Эльвирой отметить старый Новый год. Истинной причиной этой встречи был, конечно, не праздник, а смотрины. Пришли, так сказать, на меня поглядеть, выяснить, гожусь ли я в мужья и себя показать. Врать не буду, Эльвира мне понравилась. Я не влюбился, но многое в этой девушке мне импонировало. Ее скромность, например, и хорошие манеры. А кроме скромности и манер у Эльвиры были и другие достоинства – отличная фигура, огромные серые глаза, прикрытые густыми длинными ресницами, пухлые губы и приятный цвет лица умеренно загоревшего человека. Позже выяснилось, что загорать

Эльвира не любит совершенно, а такой цвет лица – это всего лишь грим. Впрочем, я сразу мог бы догадаться. Откуда у советской девушки загар в середине января?

Но и без грима она выглядела неплохо.

Эльвира была старше меня на полтора года. Она не стала скрывать этого факта, сообщила, что в эту субботу ей исполняется ровно тридцать лет. И пригласила меня на день рождения. Я пообещал прийти.

– Это ничего, это ничего, – говорила мама, когда Гертруда

Генриховна и Эльвира ушли. – Ничего нет страшного в том, что женщина старше мужчины. Только крепче будет любить, а делать будет все, что ты скажешь. Ну, ты меня понимаешь… Тем более, Элечка старше тебя всего-то на год.

– На полтора, – уточнил я.

– Смотри-ка, математик! – презрительно откликнулась мама. – Год, полтора – это не большая разница. Вот я была старше твоего отца на пять лет. И ничего.

Действительно, подумал я, ничего. Совершенно ничего хорошего из этого не получилось. Впрочем, думаю, развелись мои родители не из-за разницы в возрасте. Не думаю, а знаю. Отец как-то признался мне, что очень сильно любил маму и если бы не ее частые измены…

На Эльвирин день рождения я пошел. Купил букет чайных роз в количестве тридцати штук и явился, как жених, хотя мыслей о женитьбе в голове не держал. Гостей не оказалось, Эльвира вообще была одна дома. Я сразу решил – это ловушка, но даже попытки вырваться из нее делать не стал. А! Будь, что будет!

– А где твои гости?

– Никого нет.

– Ну, это я заметил…

– Нет, Женя, ты не понял. У меня нет никого, кого бы я могла пригласить к себе на день рождения. Вот…, тебя пригласила.

– А подруги?

– У меня есть одна подруга, но ее сейчас нет в городе. А других друзей и подруг у меня нет.

Почему-то мне ее стало жалко.

– Ну а Гертруда Генриховна-то где? За хлебом в магазин пошла?

– Мама пошла к твоей маме. Сказала, что ночевать у нее будет.

Эльвира не пыталась меня соблазнять, сообщая, что мы одни и всю ночь будем одни, она просто констатировала факт. Я видел по ее глазам, что она совершенно растеряна и не знает, что ей делать. Если бы, отдав букет, я сказал: "Ну, ладно. Я пошел", она не стала бы меня просить остаться, приняла бы мой уход, как должное. И получила бы потом нагоняй от матушки.

– Гертруде Генриховне, наверное, не терпится выдать тебя замуж? – задал я ей откровенный вопрос.

Эля опустила глаза и кивнула.

– А ты сама? Ты-то хочешь выйти за меня замуж?

Эля еще ниже опустила голову и закивала.

– Потому что уже давно пора?

Эля подняла на меня глаза – они были испуганными, и в них была боль. Как у раненой газели.

– Нет. Я…